— Люб, давай начистоту, что я сделал? Я не телепат, не экстрасенс, скажи, что не так, я исправлюсь.

— Говорю же…

— Говори, — одёрнул он.

— Ты не понимаешь…

— Я не понимаю! — Он широко развёл руки, скрывая раздражение.

В конце концов, Люба та женщина, с которой он собирался прожить остаток жизни, значит, должен принимать любые её заходы, учиться лавировать в дебрях дурного настроения. Она не робот, а живой человек, к тому же женщина — гормональные всплески гарантированы. Нужно учиться договариваться, проговаривать обиды, недоразумения словами через рот. Просто. Договариваться. Словами. Через. Рот!

— Не в тебе дело, поверь. Я вообще не хочу больше замуж, ни за кого. Не могу.

— Бывшего любишь? — Игнат поднял брови, прикрыл глаза, давая себе зарок не материться. — Я себя любить не прошу, — пришлось изрядно постараться, чтобы подавить вспышку раздражения и спокойно продолжить, не повышая голоса: — Мне нужна жена, семья. Тебе необходим мужик рядом, который позаботится о тебе, Кирюшке. Обеспечит вас материально, поддержит морально. Не наигралась ещё в любовь?

— Наигралась, по самые уши наигралась, — отчеканила Люба. — В том-то и дело, что наигралась и в любовь, и в замужество. Не хочу больше, не могу. Лучше всю жизнь одной с сыном, чем снова замуж.

— Да что случилось-то?! — вырвалось у Игната, сдержать эмоции не удалось. — Люба?

Посмотрел внимательно на застывшую истуканом женщину. Напряжённые плечи, сжатые до белизны губы, красные глаза. Сумасшедший дом какой-то. Невольно потянулся, захотел прижать к себе, прошептать, чтобы выбросила глупости из головы. Поцеловать в краешек губ, щёку, убрать выбившуюся прядь за ухо. Люба отпрянула, дёрнулась как от удара, остановилась силой воли, мгновенно спрятала во взгляде испуг, как шторой задёрнула, вернув взгляду наигранное спокойствие, застыла.

— Бил он тебя, — не спросил, утвердил Игнат.

— Наказывал, — спокойно ответила Люба. — Как мужу положено.

Кем положено, уточнять не стоило. Муж — глава семьи, ему ответ держать перед миром, людьми, с него главный спрос за детей, жену, семью. Вовремя поддержать, наказать — его прямая обязанность издревле. Вот только многие понимают слово «наказать» через задницу, как написано в Википедии — «применение каких-либо, правовых или неправовых, неприятных или нежелательных мер в отношении человека» — или, как дошло до недалёких умов из «Домостроя», написанного в шестнадцатом веке.

— Наказание, Люба, происходит от слов «казати», «кажем». Говорить, дать наказ, а не по лицу. Зачем мне бить тебя? — Игнат посмотрел на свои руки. Сильные, тренированные, умеющие убивать, последнее — не фигура речи. — Я никогда не ударю тебя.

— Все так говорят, — поморщилась Люба. — Прости, Игнат Степанович, не пойду я замуж. Уезжаем мы с Кирюшкой.

— Зачем цирк с заявлением, свадьбой устроила?

Спрашивать, зачем в койку с ним легла, не стал. Не маленький, знал ответ. Живой человек, страстная, чувственная женщина, истосковалась по мужской ласке, не устояла, хотя получить отворот поворот после пары занятий любовью — удар по мужскому самолюбию, даже такому зашкаливающему, каким порой грешил Игнат.

— Отца послушала, угодить хотела, но не могу. Как вспомню, потом холодным покрываюсь, в дрожь бросает, трясти начинает. — Люба протянула вперёд руки, которые действительно мелко дрожали. — Не получится у нас с тобой жизни. Прости.

— Дело твоё, неволить не стану. — Он спокойно пожал плечами, игнорируя то, что растекалось внутри: недоброе, колкое, болезненное. — Когда уезжаешь?

— Такси вызову и поедем. Я попрощаться зашла, прощения попросить.