Голос Эрвина звучит глухо:

– Нет. Но я не нашел никакой информации о том, как она жила дальше.

– Откуда вы все это знаете? – я поднимаю на него заплаканные глаза, – в таких подробностях? Это…

Эрвин молча и неотрывно смотрит на меня, а у меня в голове прыгают мысли. Его рассказ был слишком подробным. Тайная свадьба, беременность Лоры, куча мелких деталей – о том, как она не спала, карауля Даниэля ночами, как бежала к скале, когда стала подозревать его, как они обсуждали планы на будущее. Я вспоминаю, как резко Эрвин возразил, когда я предположила, что Даниэль слышал голоса. То есть, он точно знал, что нет. Такие сведения нельзя узнать из архивных документов, только из личных записей – мемуаров, дневников. Раз Эрвин не знал, что стало с Лорой после гибели Даниэля, значит, если она и вела какие-то дневники в тот период жизни, Эрвин их не нашел. А на дневники Даниэля я случайно наткнулась в прошлый раз, они были здесь, все сто пятьдесят лет они пролежали в пещере.

Но тогда получается, что Эрвин не мог читать никаких личных записей. Если только… Если только он в этой пещере не впервые.

Он не впервые в этой пещере, повторяю я про себя, и вдруг понимаю, что да, так и есть. Меня охватывает паника. Непонятно, что он задумал, но, похоже, он прекрасно знает это место. Какими слабыми и наигранными были и его удивление, и радость, когда я показала ему пещеру! Он знал о ней. Но зачем-то заставил меня думать, что не знает. И заманил внутрь.

Интересно, он уже понял, что я обо всем догадалась? Если нет, то у меня есть шанс сбежать, но как, если он стоит прямо у входа? Ну и идиотка же я! Мало того, что никто не знает, что я ушла в лес с Эрвином, я еще и привела его в место, которое невозможно найти.

Я глубоко вдыхаю, вытираю слезы. Эрвин что-то говорит, но я не вслушиваюсь и не понимаю, только пытаюсь сообразить, как выбраться из пещеры. Осторожно, стараясь не показать своих намерений, я осматриваюсь. Эрвин стоит рядом с кухонной зоной, будто специально преграждая мне выход. Что делать? Отвлечь его? Не получится – даже если мне удастся выскользнуть из пещеры, он без труда меня догонит.

Мой взгляд падает на большой чугунок, стоящий на узкой столешнице.

– Все это… все это печально, – медленно говорю я, вставая. – Это… это удивительно – уйти из роскошного дома, спрятаться в этой пещере… – я подхожу все ближе к Эрвину. – Ведь, наверное, тяжело после серебряной посуды переходить на питание из этого, – я указываю на чугунок, резко хватаю его и со всей силы ударяю Эрвина. Он пошатывается и начинает проседать. Я быстро проскакиваю мимо него и бегу к выходу.

– Моника! – слышу я за спиной.

Черт, черт, черт! Мне не удалось его вырубить. Значит, он бежит следом.

На улице льет дождь. Я в панике несусь вперед, не разбирая дороги, поскальзываясь и стараясь не упасть.

– Моника! Да подожди же! Остановись!

Холодные капли барабанят по лицу, голове, плечам. Кофта уже намокла. Куртка, конечно, осталась в пещере.

Дыхание сбивается. Шансов мало. Эрвин гораздо выносливее меня, а я уже почти выдохлась. Если бы я дотянулась до затылка и ударила сильнее, я бы вырубила его. И смогла бы выиграть время. Но у меня ничего не вышло. Мне не удалось оторваться. И спрятаться не выйдет: я в белой кофте. На фоне желто-коричневого леса. Я – идеальная мишень.

Голос приближается. Я слышу, как он зовет меня по имени и просит остановиться. В голосе звучат панические нотки, и я непроизвольно пытаюсь вслушиваться, но уже слишком поздно. Земля под ногами резко уходит вниз, я поскальзываюсь и качусь по склону.

– Моника!