– Кончай истерику, Иртышова! – выкрикнул Марк.

К горлу подкатывал комок, в глазах щипало. Как это некстати, подумала Маша. Как некстати. Нервы никуда не годятся.

Колготки Маша выудила из-под тахты, юбку – стянула с кресла, она висела там, укрытая тёмно-бордовой футболкой Марка. Возле двери нашла свою сумку и подхватила её за ремешок. Огляделась. Больше в помещении Машиных вещей не было.

– Я тебя провожу, – послышалось со стороны окна.

Марк даже сейчас пытался выглядеть галантным. Возражать ему было нельзя. От Маши требовалось сцепить зубы и выйти вместе с ним на улицу. Молча, вместе с любимым мужчиной, выкурить по сигарете. Произнести несколько ничего не значащих слов – а может, даже коротко пошутить. Чувствовать, как дым, который он выдыхает, доплывает по воздуху до Машиного дыма и перемешивается с ним.

Только отработав этот ритуал, можно было наконец-то сесть в машину и отчалить от поребрика (опять это словечко!). И проглотить подлый комок, застрявший между нёбом и корнем языка. Твёрдый, колючий комок, солёный на вкус.

– Что-то случилось, Марья Александровна? – спросил Алёша, когда она только появилась в прихожей.

– Почему ты так решил?

Алёша пожал плечом и нахмурился.

– Не знаю. Показалось. – Он взглянул на Машу и добавил: – Вы какая-то уставшая.

Уставшая – не то слово, подумала Маша и передала Алёше пальто. Она вовсе не рассчитывала, что вчерашнее празднование Нового года у Марка обернётся ночной дорогой обратно, в Королёв. Хорошо, что урок они с Алёшей назначили на одиннадцать, а не на десять утра, как поначалу предложила Маша.

– Марья Александровна, дорогая, с Новым годом вас! – В прихожей мелькнула Светлана Павловна, Алёшина мама. – В перерыве милости прошу к столу.

Учительница вздохнула и прошла в комнату. Отказать Светлане Павловне было невежливо, но сегодня Маша очень рассчитывала улизнуть от светской беседы. Алёшина мать непостижимым образом умела создавать вокруг себя суетливость и беспокойство.

По счастью, лишних разговоров удалось избежать. Во время перерыва, пока Светлана Павловна беседовала по телефону в другой комнате, Маша успела быстро натянуть на ноги сапоги и сдёрнуть пальто с вешалки.

Маша никогда не начинала второй урок не дав ученику, да и себе тоже, как следует проветриться. Вот и сейчас она немного потопталась возле подъезда. Выкурила последнюю сигарету из пачки. Обогнула двор по дуге и на обратном пути заглянула в аптеку, чтобы купить успокоительное. Сегодня ночью выяснилось, что в Машиной домашней аптечке нет даже корвалола.

А потом Алёша сказал ей очень странную вещь. Случилось это настолько неожиданно, что учительница на какое-то мгновение растерялась. Впрочем, Маша умела хорошо маскировать смущение. С какими только курьёзами она не сталкивалась за восемь лет работы.

Вернувшись с прогулки, она даже не успела нажать на кнопку звонка: Алёша распахнул дверь прямо перед её носом, будто бы точно знал, в какую секунду учительница поднимется на этаж. Вполне вероятно, он подглядывал за ней в глазок. Маша так и спросила его:

– Подкарауливал, что ли?

– Нет, конечно. Просто умею вас чувствовать.

– Что значит «умею»? – удивилась Маша.

Алёша засмеялся.

– Я как собака. Всегда знаю, когда вы к двери подходите. Ни разу ещё не ошибся.

– Так ты, значит, медиум! – Она подала мальчику пальто и, опираясь о табуретку, стянула с ног сапоги. – Тебе нужно тренировать интуицию.

Алёша повесил Машину одежду на вешалку и обернулся. Лицо его выглядело серьёзным.

– Бесполезно. Я только вас умею чувствовать, Марья Александровна.

Ну ты и ляпнул, подумала Маша. И что я должна тебе на это сказать? Не дай бог, влюбишься в меня, что тогда?