В груди разлилось горячее, тягучее, болезненное. Я с трудом вздохнула, хотелось плакать, но слез не было.

Добрела до кухонной зоны, выпила воды, села прямо на пол. Через пару минут меня заколотило крупной дрожью, непрерывным потоком полились слезы. Целый час я ревела навзрыд, в голове крутились его слова, моменты нашей счастливой жизни. Как же я ненавидела его в тот момент, как отчаянно хотела просто исчезнуть, чтобы ничего не чувствовать.

Закончилась истерика так же внезапно, как и началась, я поняла, что не хочу, чтобы Егор увидел меня настолько жалкой. Его жалости я точно не вынесу. Это наши последние минуты вместе как пары, и я должна остаться в его памяти собой, а не блеклой тенью, раздавленной его предательством.

Когда Егор вернулся, я собирала вещи. Не понимая, что происходит, он подошёл ко мне и привычным жестом притянул к себе для поцелуя. Меня едва не стошнило от его притворства. Я оттолкнула его, подняла красные, заплаканные глаза, перевела взгляд на лежавший на полу планшет, даже нашла в себе силы дерзко улыбнуться, Егор взял гаджет в руки. Сразу всё понял. Начал нелепо оправдываться, потом извинялся, обвинял в чем-то, снова оправдывался, и так по кругу. Мы понимали, что ничего уже не вернуть, всё кончено раз и навсегда. К чему пустые слова? Собрала вещи, посадила в переноску Рича и, оставив свои ключи, навсегда захлопнула дверь.

Поздним вечером я уже сидела в поезде, написав короткое сообщение отцу с просьбой встретить меня на вокзале, и отключила телефон.

За окном всё так же падал снег, люди спешили закончить дела, купить подарки для родных и друзей, для любимых, а где-то там, в маленькой студии, осталась наряженная с любовью елка, остывший попкорн и нетронутое какао. Остался человек, который был моей первой любовью и стал первым предательством. Я закрыла глаза и тяжело вздохнула: теперь всё это не имеет никакого смысла, нужно искать в себе силы жить дальше. Только вот где их найти?

Поезд прибыл рано утром, на перрон начали выходить люди. Я отыскала в толпе родителей, поймав их обеспокоенные взгляды, сделала шаг навстречу.

Только увидев маму и папу, я поняла, что мне придётся всё им объяснить. Почему я не подумала об этом по дороге? Да и что говорить? Ведь они оказались правы…

– Дочь, что случилось? – осторожно спросила мама, обнимая меня.

– Егор мне изменял. Свадьбы не будет. Я хочу всё отменить. Пап, и по учебе, поговори, пожалуйста, с ректором, он же твой друг, может, я смогу закончить этот семестр удалённо, а ещё лучше перевестись на заочное отделение? – выпалила я на одном дыхании.

Отец нахмурился, мама охнула и прикрыла рот ладонью.

– Всё решим. Не переживай, – коротко ответил папа и отвёл взгляд.

Так безрадостно я вернулась домой. Потянулись серые, похожие один на другой дни. Я тяжело переживала разрыв, редко выходила из комнаты, осунулась. Часто сидела перед окном, смотрела на снег, растущие на их участках ели, туи, белое зимнее небо и думала о своём. Когда я засыпала, во снах видела Егора, проснувшись, плакала, уткнувшись в подушку. Реальность угнетала, сны были отдушиной. Порой я ненавидела его, иногда казалось, что не могу без него жить. Эти метания измучили меня и морально, и физически. Но я продолжала упиваться своими страданиями.

Пролетели новогодние праздники, закончился холодный январь, за ним морозный февраль, наступила весна, лето, осень, снова зима. Егор не писал, не звонил, зато приходила его мама Ольга Олеговна. Она не понимала, что происходит. Сын редко объявлялся и не делился с ней личным. Мама увела её на кухню, они долго шептались и даже всплакнули, жалея несостоявшееся счастье своих детей. Happy end не получился.