Как распознать человека? Очень просто. Если он ценит свое время, он понимает его важность, следовательно, будет ценить и твое. Если же он относится наплевательски к стрелкам своей жизни, то и на тебя ему плевать. Это выражается во всем: в работе, в перекурах, в общении. Даже в походке.

В первую очередь поесть. Вываливаю картошку в поцарапанную жестяную миску, туда же бросаю тушенку. На полу нахожу миску Лары, отдаю ей честную треть. Молча едим.

Следующие два часа подметаю дорожки на кладбище метлой из сарая. В нем же находится тачанка, в которой вывожу собранные листья в мусорный бак за оградой. Лара бегает рядом и дает листьям ленивый бой.

Посетители объявляются редко, интереса ко мне не проявляют и задерживаются в стенах некрополя ненадолго, за что я им молча признателен.

Осматриваю могилу, в которой пропишется завтрашний покойник. Над аккуратным прямоугольником ямы возвышается крест. Он шикарен: мрамор, полироль. Он даже позолочен в некоторых местах. Тому, кого будут под ним хоронить, лучше открыть большие ворота побыстрее.

Не понимают люди, что скромность – лучшая дань уважения покойному.

И вот на нем, на кресте этом, данные будущего жильца: ФИЛИМОНОВ АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Дата рождения, дата смерти.

– Какая-то фамилия у него… Наверное, на зоне кличка была Филя.

Сказывается моя привычка болтать с самим собой.

Лара убежала куда-то на окраину кладбища, потерялась среди крестов. Решаю поискать ее, пока светло. Поиски заканчиваются быстро.

Такса стоит на могиле на самом краю кладбища, роя своими короткими лапками землю и помогая себе носом. Она фыркает, ругается на своем собачьем языке, но бросать свое занятие явно не собирается.

За могилкой никто не ухаживал, пожалуй, со дня погребения: деревянный крест-надгробие уже становилось не просто серым от дождей и снегов, оно начинало чернеть. Читаю имя на оскверняемом таксой надгробии: БОГАЧЕВА ДИНАРА ИГОРЬЕВНА. Дата рождения и дата смерти отсутствуют. Странно.

Лара упорно копает землю над могилой. Беру таксу на руки, смахиваю землю с ее носа. Животное пытается вырваться из моих рук с какой-то небывалой силой, и даже не силой, а упорностью. Так и доходим до сторожки.

Решаю осмотреть ружье. Достаю ключ от сейфа, открываю, достаю оружие. У меня в руках самое бюджетное и распространенное оружие всех охотников России – «ИЖ-12». Оно простое в сборке и разборке, надежное, как палка, и, мне кажется, удобное примерно настолько же. Оно почищено и разряжено, а патроны хранятся в коробке в этом же сейфе. Взвожу курки, жму на спусковые крючки. Раздается два хлестких и сухих щелчка. Должно работать. За патроны я тоже расписывался, так что проверять ружье на предмет работоспособности мне не хочется. Убираю оружие в шкаф.

Хочется верить, что оружие не пригодится. Буду надеяться, что дедушка Чехов был параноиком в плане стреляющих ружей на стене.

Остаток дня провожу за наведением порядка уже внутри сторожки. Можно засунуть все свои вещи в пустой шкаф, но полки пыльные. Приходится найти тряпку и сделать влажную уборку. Энтузиазма хватает даже на мытье полов и окон. Окна мутные, будто кто-то в них долго и упорно плевал.

Тру тряпкой настенное зеркало в прихожей, невольно осматривая себя. Год жизни в лесу никому не идет на пользу. Это в сказочке про Тарзана все выглядит красиво и мило, на практике это голод и холод. Для своего двадцати одного года я староват: мешки под глазами, отощал и кожа бледноватая, словно какой-то лампочке внутри энергию убавили. Снимаю футболку. Ребра давят через кожу. Это не та худоба, о которой мечтают многие тинэйджеры. Это почти бухенвальдское отощание. Щеки как ногтями стесаны: это я до последнего снимал с них щетину одноразовым станком, пока он не начал больше скоблить, чем сбривать.