– Кили, пожалуйста, не плачь. Извини. Мне не следовало приходить сюда. Я дал себе слово, что не прикоснусь к тебе, но… – Он замолчал.

– В этом нет твоей вины, – чуть слышно произнесла она. – Мне не следовало впускать тебя. – И, немного подумав, добавила: – Я сама захотела.

Когда она повернулась, он по-прежнему сидел на стуле, с потерянным видом глядя между своих ботинок на ковер.

– Дакс, я поступила нечестно по отношению к тебе. Я хочу рассказать тебе о себе, о своей жизни. Ты должен кое о чем узнать, тогда ты поймешь.

Он поднял на нее глаза и с грустью произнес:

– Тебе нет необходимости что-то рассказывать мне, Кили. Я знаю все о тебе. Я один из тех конгрессменов, к которым тебе предстоит завтра обратиться.

Если бы он выхватил из кармана пружинный нож, угрожая ее жизни, это едва ли ошеломило бы ее в большей степени. Потеряв дар речи, она стояла и смотрела на него, наконец внезапно охрипшим голосом произнесла:

– Это невозможно.

Он только покачал головой.

– Но твоего имени нет в списке. Мне уже несколько недель назад дали список всех членов подкомиссии. В нем нет твоего имени.

Она отчаянно пыталась сохранять благоразумие, вернуть мир на верный путь, вновь обрести точку опоры.

– Конгрессмена Хейли из Колорадо избрали на прошлой неделе в Постоянный бюджетный комитет палаты представителей. Мои избиратели сочли, что будет неплохо, если я заменю его на этом освободившемся месте.

Кили по-прежнему занимала свой пост у окна. Наверное, он казался ей своего рода бастионом, воздвигнутым ею для самозащиты. Но ей же когда-нибудь придется покинуть его призрачную безопасность. Она неосознанно затянула поясок и, оторвавшись от окна, направилась к кровати, но остановилась в нескольких футах от нее. Ей нечем было занять руки, так что она, словно обороняясь, скрестила их на груди, прежде чем встретиться с ним лицом к лицу. Охвативший ее гнев победил стыд.

– Что ж, конгрессмен Деверекс, вижу, вы вооружились целым арсеналом средств для контрдоказательств, – саркастически бросила она. – Моя тщательно спланированная речь о том, что мы все еще надеемся на то, что наши мужья живы, гроша ломаного не стоит, не так ли?

– Кили…

– Можете гордиться собой. Скажите, пожалуйста, вы всегда прилагаете столько усилий, чтобы добиться своих политических целей?

– Прекрати! – резко бросил он. – Я не знал, кто ты, до тех пор, пока не поднялся в свою комнату. Там меня ждала куча бумаг, с которыми я должен был ознакомиться к завтрашнему дню. Совершенно случайно я прочел, что от имени ПРНС выступит миссис Кили Уилльямз. Многих ли женщин по имени Кили ты знаешь? Когда я осведомился у портье и узнал, что Кили Престон Уилльямз остановилась в семьсот четырнадцатом номере, я догадался, что к чему. Клянусь, что до этого я не знал о тебе ничего.

– Но когда узнал, то не поленился спуститься, чтобы проверить, насколько мы, соломенные вдовы, верны своим мужьям, не так ли? – Она прикрыла лицо ладонями, сердясь на себя за то, что не может сдержать слез.

– Черт побери! То, что я пришел сюда и целовал тебя, не имеет никакого отношения ни к завтрашнему дню, ни к результату слушаний, ни к чему-либо другому.

– Разве? – по-прежнему гневно вопрошала она.

– Да! – прокричал он. Теперь он уже стоял, глядя на нее и уперев руки в бока, такой же разгневанный и потерявший самообладание, как и она, но, ясно увидев боль в ее напряженных чертах, он повторил уже мягче, искреннее: – Да.

Она отвернулась от него, крепко обхватив себя руками, словно опасаясь, что если она не будет удерживать себя физически, то душа ее может разбиться и разлететься на части. Если и раньше она затруднялась принять решение, то теперь появление в ее жизни Дакса Деверекса во сто крат осложнило ситуацию.