Пахло яичницей и свежесваренным кофе. Официанты сновали между столов, улыбаясь и раздавая меню голодным посетителям.

За окном распогодилось, и харизматичный Лондон радостно вздохнул и расправил плечи, встряхнув с них последние капли надоедливого дождя. По начищенным тротуарам растекалась беспорядочная толпа, группа бизнесменов в серых костюмах, подросток в шлеме, ведущий рядом с собой велосипед, пожилая парочка, медленно вышагивающая, словно им было некуда торопиться.

Соседние невысокие здания утопали в зеленых листьях и самых разнообразных цветах. Деревья торжественно оделись в яркие краски от ярко-желтого до кровяного бардового.

Черные такси со светящимися на крыше, словно короны, оранжевыми табличками, не спеша плыли по улице, унося своих пассажиров в самую гущу бурлящего мегаполиса, изредка сигналя соседям по дороге.

Зак посмотрел на дочь. Ее рассыпчатые золотистые волосы были сложены в пучок на самой макушке, и лишь пушок надо лбом кудрявился и непослушно торчал в разные стороны. Она что-то выбирала в меню, в то время как Зак совсем забыл это сделать, засмотревшись на нее. Пришлось отослать официанта, попросив у него еще пару минут.

– Я такая голодная. Еле сдержала себя, чтобы не заказать больше, – засмеялась Оливия, обнажив небольшие белые зубы.

Она смеялась в точности, как ее мать. Зака передернуло то ли от сквозняка, то ли от этой мысли.

– Вчера ночью хотела подумать над происходящим, но не успела. Слишком быстро уснула, – сказала Оливия. – А подумать на самом деле много было о чем.

– Думать вредно, – сказал Зак и посмотрел в окно. Он увидел, как светофор замигал желтым и густой поток машин ринулся вперед. – Ты прекращай уже это.

Оливия недоуменно посмотрела на отца и продолжила.

– Первым делом, когда мама вернется из Ирландии, я хочу с ней поговорить о своей учебе. Точнее, сообщить ей, что собираюсь бросить колледж перед Рождеством.

Заку стало неприятно, что его это не касалось и его мнение на это счет ее не интересовало. Оливия собиралась поговорить на эту тему с матерью, а вовсе не с ним. Но ситуация была логичной. Кто он был для Оливии? Проходимец с большой дороги. Вполне возможно, что она даже не позволит ему заплатить за завтрак. Он посмотрел на омлет с беконом и запеченной фасолью. Он не помнил, когда в последний раз к нему приходил аппетит за завтраком. Он обильно ужинал, и казалось, что количества съеденного вечером хватало на целые сутки.

– Ты хочешь бросить учебу? – спросил Зак, ковыряясь вилкой в пахнущей томатным соусом фасоли.

– Ага, – расправляясь с тостом с авокадо, ответила Оливия. – Пойду работать.

– Но тебе осталось учиться совсем недолго.

– А что от этого толку? Только штаны там протирать. У меня нет к этому талантов. Я самая настоящая бездарность. Телевидению только и не хватает еще одной посредственности, сочиняющей белиберду. Ты же сам таких встречал, помнишь? И всегда был недоволен, что они лезут к тебе со своими горе– сценариями.

Зака снова передернуло. На этот раз точно от слов дочери: как она это помнила? То и дело открывающаяся входная дверь раздражала его. По спине дуло, и ноги начали замерзать. Кафе оживилось, и не осталось ни одного пустого столика. Посетители громко разговаривали, словно сомневались, что их могут услышать все соседи. Повсюду гремели столовые приборы, звенели бокалы и жужжала кофемашина.

Зак по-прежнему был недоволен, но только не бездарными сценариями. Он просто всегда был таким. Недовольным. Он тихо откашлялся и произнес:

– Кто тебе сказал это? Что ты бездарность?

– Никто. Да я и не верю словам. – В ее темных глазах появилась грусть. – Это практика показала. Мои сценарии полная дрянь, актриса из меня никудышная, а еще у меня провальный роман с однокурсником, который как раз в отличие от меня очень талантлив. Его постоянно хвалят учителя. А еще почти все в колледже знают, что ты мой отец. Выдающийся режиссер, работавший со многими звездами, источник вдохновения для многих. И поэтому жалеют меня, не говорят правды, а лишь недоуменно пожимают плечами. Я не хочу опозорить тебя, папа. Стоит закончить эту агонию как можно быстрее.