Они встретились на автошоу на юге Франции, куда приятель затащил его на выходные, а Люсиль отдыхала там с подружками. Она сразу покорила его белоснежной улыбкой и заразительным смехом. Она смотрела на него восхищенными глазами, когда он что-то говорил, а после не менее восхищенно восторгалась его умом. С ней было легко. Он никогда при ней не заикался. На второй день знакомства они пошли на пляж и она сняла с себя легкое розовое платьице, обнажив стройную фигуру с круглыми гладкими формами.

Тайлер в то время очень уставал, у него были большие перемены в бизнесе, на него легло много ответственности. Легкая, загорелая Люсиль, бегущая навстречу бирюзовым волнам, показалась ему эдемом на земле. Ему захотелось расправить плечи и больше ни о чем не думать. Хотя бы одни выходные. Он хотел просто чувствовать себя мужчиной. А с Люсиль именно так он себя и ощущал. Она смогла заставить его забыть о работе, и, вернувшись в Лондон к рабочей рутине, он понял, что хочет повторения прошлых выходных. И он их повторил. А потом еще раз. А затем просто привык к ним. Он не хотел больше никого искать, а Люсиль была счастлива жить в роскоши. Она бросила работу секретарши в небольшой компании, которая ей никогда не нравилась. Она уставала от нее, а уставать она ненавидела.

Она ходила с Тайлером на кинопремьеры, не менее ста раз в год, каждый раз меняя наряды. Он видел на своей подруге вожделенные взгляды других мужчин. Теперь он думал, что ему это лишь казалось. Как и то, для чего он женился на ней. Она больше не казалась ему сексуальной, скорее скучной и неоригинальной. Он не мог отыскать в ней ничего, что как-то бы привлекало его как мужчину и как человека.

Всецело сосредоточившись на своей внешности, Люсиль не замечала, как обрастала комплексами и взращивала в себе ненасытность. Она не понимала, что черная дыра, которую она тщательно заполняла вещами, никогда не заполнится счастьем. Но она уже не могла остановиться и упорно старалась эту дыру заполнить, сбрасывая туда кукольную внешность, бриллианты, машины и роскошные наряды. Для нее больше ничего не существовало.

Хотя она могла инвестировать свои усилия и деньги мужа в развитие своей души. Однако чем больше она себя лепила, тем нестерпимее становилось желание еще что-нибудь подправить с помощью лучших европейских косметологов и пластических хирургов.

Впрочем, все равно у Рашель, у Вивьен и многих других ее подруг было что-то лучше, чем у нее, и это не просто расстраивало ее, это изматывало и не давало полноценно жить. Это превращалось в гонку, в которой расслабиться не представлялось возможным, потому что сразу грозила дисквалификация. Хотя эта гонка все равно не имела финишной прямой и в ней не было главного приза, а борьба не стоила затраченных усилий и вообще не имела никакого смысла. И ничто не способно было заполнить черную дыру.

Зыбкий мираж женского счастья появлялся лишь на мгновение. Головокружительный и блистательный, он сначала заманивал, а затем рассеивался, оставляя после себя безжизненную, бесформенную пустоту.

На барной стойке возвышалась ваза с ярко-оранжевыми подсолнухами. Некоторые из цветов бодро смотрели вверх, а некоторые, словно пригорюнившись, опустили голову. Позади барной стойки на полках бравой шеренгой лежали несколько апельсинов, стояли бирюзовые заварные чайники, банки с приправами и стакан с плотно упакованными трубочками. Над баром свисали три лампы в черных жестяных абажурах, а внизу за стеклом зазывали гостей нарядные торты и пирожные.

Рядом, на стене, располагались разноцветные бутылки вина, уложенные в ряд и смотревшие в одном направление, словно снаряды, которые в любой момент могли выстрелить. За ними висела картина в абстракционистском стиле: чудаковатые пятна, наслоенные друг на друга, смутно напоминали улыбающиеся физиономии на квадратных телах.