То, что я некогда мог быть последним мерзавцем, способным на подлость, не стало для меня новостью. Это довольно логичный исход. И пусть мама после аварии так часто повторяла, что я сильно изменился, а одноклассники начали твердить, что во мне появилось то, чего не хватало ранее… Все это чушь по сравнению с болью, которую причинил прошлый я.

Пусть одной малозначимой девчонке. Пусть случайно, а может и специально. Тень вины за то, чего я не помнил, теперь всегда будет висеть надо мной.

– Именно поэтому я не хотела и не хочу продолжать наше общение, – подытожила свою исповедь Кира, хватая с соседнего стула школьную сумку. – Надеюсь, ты все понял. И да… Не подходи ко мне больше, если в тебе есть хоть капля сочувствия.

Она ушла, не прощаясь. Быстро, насколько это возможно, оставив после себя едва уловимый шлейф цветочного аромата. В помещении, насквозь провонявшем кофейными зёрнами, этот запах казался инородным. Впрочем, как и в моей жизни.

Тогда-то я и осознал, что не мог знать эту девчонку раньше. Хотя бы потому что никогда бы не посмел забыть ее.

– Глебушка, ты пришел! А я… – Маша, чьим псевдонимом в гейм-пространстве, где она постоянно вела стримы, было "мартовская кошка", абсолютно соответствовала своему прозвищу. Стоило мне только объявиться в дверях родной альма-матер, тут же выскочила навстречу, с кучей сплетен и ненужных новостей в арсенале.

– Уйди и без тебя тошно, – отмахнулся от нее, прибавив шаг.

Перемена не резиновая. Я и без того пропустил биологию с геометрией, потратив время на бездумную прогулку вдоль местного парка. В целом, настроения не было вообще идти в гимназию, но упрямство — штука неуступчивая.

Если Кира действительно думала, что отстану от нее после той пламенной речи, то она абсолютно не знает меня. Почти так же, как и я ее.

– За что ты так со мной, Глебуш…

– Маш, ты прикалываешься или реально не въезжаешь? Мы не пара, хватит таскаться за мной и устраивать эту показуху, – сорвался на блондинку, чьи светлые брови тут же сошлись у переносицы в жалостливом выражении.

Миронова раздражала до зубного скрежета. Ровно с того дня, как я пришел в себя в больничной койке, ее отштукатуренное лицо так и мелькало перед глазами, грозя свести с ума от бешенства. Я уже сотню раз, если не больше, говорил, что ничего не чувствую к ней. Что её внимание меня тяготит. Но куда уж там. Этой цепкой до всего блестящего девице было недостаточно моих слов, чтобы отступить.

Ещё это прозвище… Глебушка. Клянусь, каждый раз я ненароком начинаю вспоминать некогда популярный в интернете баян с "хлебушком".

– Что опять не так? Все же было хорошо, – привычно пропустила мои слова мимо ушей блондинка и надула губки.

Как будто это могло со мной сработать.

– Что не так? Серьезно? Ты соврала мне.

На ангельском лице не отразилось и капли понимания.

– "Кира была изгоем", кажется, так ты сказала? "Мерзкая неудачница, из-за которой все только страдали"?

– Ну да, – невозмутимо заявила одноклассница. – Ты говорил, что тебя тошнит от фоток, что она тебе шлёт. Что такого-то? Ну, был у нее переходный возраст, у всех он по-разному проходит. Наверняка, она сейчас в сети подрабатывает с помощью веб-каме…

– У тебя есть хоть доказательства? М? – я всё-таки притормозил, одарив Миронову немалой долей иронии. – Хотя бы одна фоточка, скрин переписки?

– Глеб, ты что! – картинно всплеснула она руками. – Я такую гадость в телефоне хранить никогда не буду. И ты не стал бы, я уверена.

Девчонка лгала, это было сразу ясно. По тому, как бегал ее взгляд, как тяжко она проглатывала слюну.

– И вообще, почему ты заговорил опять о Лавровой? Как только она перевелась, ты словно с ума сошел. Неужели, понравилась? При живой-то девушке?!