Передо мной другой парень, незнакомый.

– Ну, Костян, ты даешь! – Слава рушит нашу дуэль взглядов.

Мы все еще стоим посередине большой гостиной. На нас все смотрят. И Ваня тоже.

Что, мой хороший, не ожидал? Я сама от себя, честно говоря, не ожидала. Что, оказывается, это просто… целоваться с другим. А думалось невозможным.

Не разбирая дороги, быстро хватаю верхнюю одежду, в которой пришла, и выбегаю из квартиры мажорика. Там где-то осталась Саня, но с ней объяснюсь потом, учитывая, что подруга сразу куда-то пропала после того, как мы зашли.

Остервенело жму на кнопку лифта. Дом же новый, лифт сверкает как банковский сейф. Должно быть все быстро и четко. А все замедлилось.

Только дыхание никак перевести не могу. Сердце хочет пробить ребра, пространства моего тела ему, очевидно, мало.

Быстро забегаю в лифт, створки закрываются, я слышу голос Вани. Он зовет меня, что-то кричит вслед.

Прижимаюсь спиной к стене лифта и хочу, чтобы меня сейчас оставили в покое.

На улице снова непогода. То ли снег, то ли дождь. И это середина зимы. Под ногами собирается каша, а я в одних туфлях на шпильке. Готова рискнуть целостностью своих костей.

– Алена! – слышу позади.

Ваня не отстает. Его шаги быстрые, и двух метров не смогла пройти, как он хватает меня за локоть, грубее, чем хотелось бы, разворачивает.

Врезаюсь в него, чуть не падаю. Поскальзываюсь, но Ваня успевает удержать меня. Шумный вдох и тысячи молекул с его запахом атакуют мои рецепторы.

Сильнее зажмуриваюсь, потому что лавиной накатывают воспоминания наших дней, чувств, которые он не сберег.

Ваня крепко вцепился в меня, до отрезвляющей боли.

– Ты во всем виноват, – жалобно говорю, практически пищу.

– Виноват!

– Зачем тебе все это надо было? Зачем все эти девки были? Ты меня совсем не любил? – бью его кулаком в грудь. Все внутри пылает от дикого ощущения какой-то несправедливости и обмана.

– Блядь, Алена, я трахаться хотел! Мне двадцать лет. Ты думала, мне по приколу только за ручки держаться и иногда сосаться у тебя под окнами?

– А я не давала, да? – с сарказмом произношу.

Я не оправдываю его. Не хочу оправдывать.

– Не просто не давала, ты сбегала от меня, будто я не знаю, что собирался с тобой сделать.

– Мне было страшно. Это же мой первый раз, – снова писк.

Стремительно летящие снежинки забираются за ворот и покалывают своим холодом. Отрезвляет. Не дает впасть в неконтролируемую злость. Я пока держусь. Даже не плачу, почти.

– Ты мне не доверяла.

– И оказалась права.

Между нашими губами катастрофически мало свободного пространства. И оно стремительно уменьшается, Ваня все сильнее наклоняется.

Касается губ, целует, а я отталкиваю.

Я только что целовалась с его другом так, как никогда раньше. У меня во рту еще перекатывается вкус чужого парня.

Так нельзя, это неправильно!

Чувствую себя сейчас… грязной.

Вырываюсь.

– Нет! – кричу.

И убегаю.

Кажется, я бегу быстро, будто за мной гонится Ваня. А его нет. Ни шагов больше, ни сбитого дыхания.

Чуть не поскальзываюсь на плитке и оборачиваюсь. Ваня и не пошел за мной, не стал догонять.

Это конец.

Иду прямо без единой мысли в голове. Снег этот липкий и противный не дает нормально смотреть вперед, слепит и забивает глаза.

Слышу только, как машина с визгом останавливается. Хлопок двери. Сердце бросается вскачь, пытаясь сказать мне об опасности.

Ускоряюсь. Человек идет за мной, срываемся снова на бег, пока меня не касаются чьи-то руки, вынуждая остановиться.

В машине очень тепло, она не успела остыть за то время, пока ее хозяин был в квартире мажора. На замерзшие коленки дует теплый воздух, я робко ловлю теплые потоки заледеневшими пальцами.