– Асум, какова вероятность сохранения жизней гостей, если мы заморозим маяк?
– Линн, – осторожно начала Кинира, – в каком смысле заморозим?
Я отмахнулась, просчитывая в уме варианты.
– Двадцать процентов – откликнулся искин.
– Так как сада больше нет, у нас освободились обогревательные мощности. Если мы перекинем их на отсеки гостей, какой будет процент вероятности выживания при глубокой заморозке?
– Семьдесят шесть целых и восемь десятых процента.
– Дырявая червоточина, мало! Надо повысить до девяноста.
Меня кто-то тронул за плечо. Чуть не рявкнув «занята», я обернулась и увидела Рэна.
– Можно оставить эти почти семьдесят семь процентов, при условии, что амниотические капсулы останутся в рабочем состоянии. – Предложил он. – Дваш точно выдержит, наибольшие опасения вызывает переохлаждение госпожи Шипсы и двух её сопровождающих.
– А мы? – спросил Ижрек.
– Ну, ты же сам сказал, что костюм отличный, вот и проверим его. Согласно заявленным характеристикам, он рассчитан на недолгую глубокую заморозку. Но, Линн, – косясь на Нарино, Рэн повернулся ко мне, – у метаморфа нарушена герметичность костюма.
И правда. Я совсем забыла об этом. Глубокую заморозку Нарино может не пережить.
– У тебя ведь в аптечке есть термоодеяло? – спросила я Рэна, и он кивнул. – Обмотаем ногу и закрепим скобками для ран, – предложила я.
Рэн покачал головой:
– Мало поможет, незащищённые участки всё равно будут сильно обморожены.
– Выдержу, – выступило вперёд бледное Нарино и опасливо спросило: – Вардис, у тебя ведь была практика по лечению обморожений?
Я прямо видела, как зажглись ехидным огоньком глаза Рэна, и была уверена, что он сейчас пошутит на тему криосна, в котором он хорошо разбирается, чтобы напугать метаморфа. Но, к моему удивлению, Рэн ответил:
– Была. Сделаю что смогу, чтобы минимизировать последствия обморожения.
Чудные дела творятся…
***
Я активировала аварийный пульт управления, располагавшийся в трюме, и вошла в систему маяка. Предстояло перебросить мощность обогрева на внутренние стены отсеков, где были заперты гости и Дваш. Температура этих помещений хоть и должна была оказаться тёплой относительно температуры на станции, но всё же она понизилась бы пятнадцати или двадцати градусов ниже нуля. В такой прохладе гостям придётся существовать несколько часов. Я закончила с настройками и развернулась к команде:
– Морозим?
Никто ничего не сказал. Не смолчал только наш пленник:
– Ты психованная тварь. Кому ты понадобилась такая? Знали бы – мы б тебя пристрелили, а не искали бы способы выкурить из твоих технологических ходов!
– Я вас к себе не звала, вы ворвались ко мне под покровом ночи, используя беззащитную женщину. За всё надо платить, уважаемый, – жёстко ответила я, запуская команду.
Что я могу сказать по поводу бронекостюма… Он нуждался в значительной доработке. Температуру в минус двести градусов он выдерживал плохо. Первые три часа, пока температура во внутренних помещениях маяка опускалась, холода я не чувствовала, но при достижении запрограммированного минимума начали мёрзнуть ноги и руки. Приходилось всё время ходить, приседать, мы даже играли в догонялки, лишь бы не мёрзнуть. Любопытное условие игры предложил неунывающий метаморф: салить только в колено. Вроде бы ничего такого, но сколько это принесло веселья… ведь на бегу, особенно если бежишь быстро, не так просто наклониться, не потеряв равновесия. По трюму катались все, иногда выделывая такие кульбиты, что игра вставала, пока мы не прекращали смеяться. Переборки трюма маяка тем временем покрылись инеем…
– Шевеление в кают-компании и в саду, – докладывал искин каждые пятнадцать минут.