Выпроваживаю ее. Она бестолково суетится, роется в сумочке, даёт мне указания на счёт моих же детей, надо выключить телевизор и обязательно салфетки на шею, а то двойняшки испачкают костюмчики.

Да-да-да, все будет в лучшем виде, на все соглашаюсь и закрываю за ней дверь. Оборачиваюсь.

Андрей с Юрой уже прискакали за стол, заинтересовались полдником. Брат тихо спрашивает, что Юра будет из фруктов, берет дольку красного яблока.

Запоздало вспоминает мамин наказ и пытается укрыть Юру салфеткой.

- Фруктов можно сто грамм, - предупреждаю. С Алисой на коленях усаживаюсь напротив. - Йогурт налей в детскую кружку, он сам будет пить.

Андрей неловко следует совету, гремит посудой.

Даю Алисе кружку, двигаю ближе галеты и рассматриваю брата. 

Озабоченное лицо, в движениях паника, ничего не умеет, но старается. 

- У мамы спросил? - Алиса крошит мне на брюки печенье, придвигаюсь ближе к столу.

- Нет, - он отрывается от Юры, задерживает взгляд на дочке. Снова смотрит на Юру. У него глаза разбегаются, вид безумного.

Я с лакомками с пеленок, а у него в одну секунду вдруг появились двойняшки. И вместо радости страх, что он накосячит, они ведь живые, маленькие люди, надо так много знать.

У меня похожие чувства были.

И я справился, и это мои дети.

- Когда вы отличились на службе и вам надо было свалить, - говорю, поддерживаю красную кружку с йогуртом, - ты просил прислать анализ. Я сдал тест и выслал. Когда вы с Аланом вернулись - я показал документ ещё раз. Сейчас в чем проблема? 

- Ни в чем, - он исподлобья следит за моими действиями и копирует, придерживает йогурт для Юры.

- Детям полтора года, - напоминаю, - мы хорошо живём. У нас семья. Все, что было - забыли. Не надо ворошить и по-новой делить мою жену.

- К твоей жене никто не лез, - он поднимает голову, сверлит меня взглядом. - Мы братья, и я тебя люблю все таки. Но в семью ты сам нас пустил. И ушли мы сами, не стали мешать. А сейчас что? 

Он смотрит на Алису. Она забирает у Юры из-под носа яблоко. Он бьет кулачком по столу, жалуется:

- Папа.

Андрей растерянно даёт ему другую дольку.

- Он папу просил, - наблюдаю за ними, сын задумчиво облизывает яблоко. - Ты чего хочешь? Вчера залил в себя полбара, а сегодня взыграли подозрения. И ты будешь детям мозги дурить? Они тебе не игрушки. Головой думай, Андрей.

- То есть ты, - он складывает ладони на столе, - честно говоришь. Поклясться можешь? И клянешься?

Поклясться.

Это требование родом из детства, и тогда достаточно было скрестить пальцы за спиной, чтобы клятва не считалась.

А теперь мы сами, взрослые мужики.

- Андрей.

- Не можешь? - он щурится. - И киса, перепугалась, полетела тебе докладывать.

- Она не киса. 

- Кому как.

Он хитро улыбается.

Забываю, что у меня дочь на коленях, подрываюсь с места, сидеть друг друг перед другом в чинной трапезе меня заколебало.

Алиса взвизгивает, успеваю ее подхватить.

- Отлично просто, - брат цокает. Неодобрительно качает головой. - Хороший папа какой у Алисы.

- Слушай, катись из номера, будь добр, - закипаю, удобнее перехватываю дочку. - Ты мешаешь. 

- Юра вон поел нормально, - Андрей искоса оглядывает мордочку в крошках. - Вы после еды умываетесь? Или салфетку?

- Салфеткой слюни подотори себе, - стягиваю с Юры белое полотенце и кидаю в брата. - Андрей иди. И не лезь к детям. 

Он поднимает Юру, ставит его на ноги. Встаёт сам. Полотенцем трёт пятнышко йоугурта на черном смокинге. 

Он нарочито медлительный, и я уже на краю раздражения. Слежу за его движениями.

Он мой младший брат, и я тоже люблю его.

Но ещё раз разрушить мне семью я не дам, ни ему, ни Алану никому.