– Вы чересчур скромны, ваша светлость. Жалованье более чем щедрое.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Вероятно, вы не совсем понимаете, насколько ограничены возможности молодого человека моего возраста, не имеющего практического опыта.

– Вас опекает герцог Олимпия. – Эшленд сказал это чуть резче, чем намеревался. Ему прискорбно недостает практики. «Сдерживайте свои чувства, мой мальчик, – прозвучал в голове знакомый голос. – Вы – человек великих животных страстей. Это ваша сила и одновременно ваша слабость».

– Многие другие тоже пользуются покровительством великих мира сего. Кроме того, я не особенно честолюбив. – Гримсби сделал еще глоток шерри, словно пытаясь скрыть смущение. – Мне не хочется становиться деловым человеком и отвечать за что-то важное. Мне нужны всего лишь книги и достаточно денег, чтобы содержать себя.

– А жена? Семья? Вы не желаете этих утешений?

– Я… полагаю, да. – Из-под бакенбард Гримсби растекался румянец. – Когда-нибудь.

– И вас не тянет к женскому обществу?

– Похоже, не так сильно, как вас.

Все это время Эшленд попивал шерри и теперь покрутил в пальцах пустой бокал.

– Вы не одобряете моей сегодняшней поездки?

– Это не мое дело. – Гримсби посмотрел на лежавшую перед ним книгу и провел пальцем по корешку. – Полагаю, для вас это более чем естественно… физическая потребность…

– Я полностью вас понимаю, мистер Гримсби. Остается только надеяться, что слухи о моей ужасающей распущенности не достигнут ушей моего друга Олимпии. Боюсь, он этого не одобрит.

Гримсби резко вскинул голову.

– Разумеется, нет, ваша светлость! Мне бы такое и в голову не пришло!

Голос его звучал так потрясенно, был полон такого искреннего смятения, Гримсби настолько не уловил иронию в словах Эшленда, что герцог почувствовал себя словно подвешенным в воздухе, разрываемым между подозрением и восхищением. Он мягко произнес:

– В таком случае, прислав вас сюда, мой друг Олимпия просто оказал мне услугу от щедрого сердца?

– Я… боюсь, я не понимаю вас, сэр.

Эшленд встал. Голова его слегка закружилась, он покачнулся, но тут же выпрямился, поставил опустевший бокал на стол и увидел, как пламя свечи отражается от золотистых волос Гримсби, создавая над ними ореол.

– Это полная ерунда, мистер Гримсби. Боюсь, мой интеллект меня сегодня подводит.

Гримсби уже вставал из своего кресла.

– С вами все в порядке? Могу я чем-нибудь помочь?

– Со мной все прекрасно. Благодарю за беседу, мистер Гримсби. Надеюсь, мы сможем часто повторять это вечернее удовольствие, когда снаружи завоет зима. – Эшленд показал на окно.

– Вы уже уходите, ваша светлость?

– Да. – Эшленд всмотрелся в лицо Гримсби, в прищуренные глаза за стеклами очков, в крохотную озабоченную морщинку между бровями. Этот мальчик такой серьезный, такой мудрый и одновременно такой наивный. – Знаете, вы весьма интригующая личность, – рассеянно произнес он.

Рука Гримсби упала на книгу.

– Ничего подобного.

– Не могу не задаваться вопросом, не скрываете ли вы куда больше, чем показываете.

– Прошу прощения, что вы имеете в виду?

Эшленд выпрямился. Не следовало пить тот лишний бокал шерри, его тело к этому не привыкло. Но так приятно, когда твои мозги цепенеют, когда кровь опять поет, а в отсутствующей руке не ощущается ничего, кроме онемения.

– Я толком не знаю, что имел в виду, мистер Гримсби, – ответил он, улыбнулся, протянул руку и похлопал беднягу по изумленному подбородку. – Но я непременно это выясню.

Дверь за внушительной фигурой герцога Эшленда затворилась. Эмили рухнула в кресло. Она закрыла глаза, но его лицо по-прежнему стояло перед ней – черная повязка на гладкой коже, единственный ярко-голубой глаз внимательно изучает ее.