Потом еще и Самохин с Модяновым натискались к нам в купе, мол, что тут у вас веселенького? А это лишь Петр Васильевич про жизнь свою рассказывает. Меньше года прошло, как оперировали его. Отвезли на скорой помощи с болями в животе. Определили – желчный пузырь. Будем, говорят, резать. – Режьте! Располосовали, а там все порядочком, ничего порченого. Зашили. Только уж хотели выписывать – снова боли. Желудок растяпнули – чисто. И в двенадцатиперстной кишке ничего не нашли. Снова упихали всю требуху, да зашили. Только-только рубцы зажили, опять боли закрючили. И не понять, где болит. «Ну, это уж точно аппендицит, – радуется хирург, – нетипичный!» Снова распластали. На этот раз отрезали кишку слепую. Хоть она и здоровая была. Но без нее, сказали, жить можно, а, мол, нам, хирургам, для отчету пойдет. – Мы со смеху покатывались, а Петр Васильевич для достоверности стал и «факты» показывать: заголил свой тощий исполосованный живот, на котором еще довольно свежи следы усердной работы хирургов. Три (один из них длиннющий, поперек живота) рубца.

Мы, однако, не успокаивались: «А как же боли? Отчего приключались они с вами?» – «И тому причину нашли: не умел свои газы выпускать. Теперь уж знаю. Как подступят боли, после капусты, например, – кабинет запру и становлюсь на все четыре конечности. И собачкой по кабинету своему прохаживаюсь. Еще лучше – на воле, на травке. И рядышком чтоб никого». – Мы хохочем. А Петр Васильевич и рад. Рассказывает, как однажды вот так же пригласили на симпозиум по кормлению. В Германию. Там у него такое в отеле случилось. Заходит горничная. Что-то велели ей «для хэра профессора передать». А хэр профессор на четвереньках и характерные звуки из него вылетают…

Пришел даже проводник: что же мы так ржем и куда едем? Мы сказали, что едем со своими научными докладами на международную конференцию. И он заржал тоже: «Вот шутники!»

А поезд несся, как бешеный. Наконец примчал нас в Белград. Встретил Косанович. Сказал, что в Нови-Сад завтра, а нынче в Белграде ночуем, в гостинице, которая в центре. Вечером сводил нас в ресторан, сказал, чтобы не стеснялись заказывать, потому что деньги на это ему отпущены и надо их тратить. Поели, как боги. И потом еще долго с Верочкой любовались огнями города из окошка. Хоть и ночь, а воздух теплый, здесь у них лето уже! А окно горничная посоветовала закрыть, потому как ночью смог поднимается от машин.

Мы в Новом Саде, в гостинице, которая в центре города и в то же время вся окружена зеленью, будто в парке. Да и весь город в садах и палисадниках, где буйно розы цветут. А дома невысокие, все светлых мягких тонов.

Ничем не выделяется и почти не виден с улицы, окруженный кустами с расцветшими розами, Институт за сточарство, т. е. животноводства. Три этажа, устланные светло-серыми дорожками, удивительно тихие коридоры. Народ работает в лабораториях. Самая большая лаборатория – кормления сельскохозяйственных животных, и Милош Косанович – заведующий, к тому же еще и заместитель директора института. А сам директор, Сречкович, приземистый, с бугристо-красноватой кожей лица, чем-то похожего на жабье, и восторженно-зовущим взглядом очень живых, чуть навыкате глаз. Оба друг друга хорошо дополняют: Косанович – воплощение порядка, ума и рассудительности, Сречкович – сгусток неистовой активности.

Накануне конференции участникам раздали красивые, под кожу, папки с блокнотами, календарем и двумя ручками, а нам ещё и выдали деньги – более шести тысяч новых динаров каждому, по здешним ценам, если покупать шмотки, совсем немалые. А на еду, Косанович сказал, тратиться мы не будем, институт нас кормит и за гостиницу платит. Так что, когда сказали нам, что можно с городом ознакомиться, мы от провожатых отказались и рванули по магазинам. Ангелина права была: столько всего можно купить на эти тридцать пять настоящих рублей. Мы с Верочкой ходили, а к нам еще и Самохин пристал и всё подзывал: «Ой, девочки, гляньте вон на эту вещицу. Как вы думаете, пойдет моей Розе?» Мы говорили, что пойдет, а он, еще чуть потетёшкав отобранный было жене подарочек, снова клал его на место, видимо, на нас глядя. А мы решили ничего не покупать, пока все не пройдем. А магазинов здесь – не то, что у нас. Весь город в магазинах.