«В августе будем со всем миром отмечать столетие со дня открытия законов великого Менделя, – торжественно произнес директор Всяких и добавил: гениального сына Чехословакии!»

После директора заместитель его Солдатов говорил, тоже профессор, длинный, жилистый, с лицом, похожим на сжатый кулак. Впрочем, он симпатичный человек, это чувствуется. Будет нам лекции читать по статистике, учить, как математически обрабатывать результаты собственных исследований, чтобы знать, достоверны они или случайны.

А потом комсомольские и партийные вожаки долго и нудно говорили о необходимости повышения идейного уровня всех нас.

Под конец аспирантам дали слово. Главные претензии к вахтершам: аспиранты не монахи, почему не пропускают женщин в общежитие, даже родных жен-сестер?! Беднягам приходится в окна лазить…

Вчера еще было ветрено и с тяжелого неба сыпало дождем, а сегодня с утра солнце, природа ликует, и я еду в Москву к дорогим Любе и Карелу. Завтра Первое Мая и народищу везде будет, а сегодня улицы пустынны и всё, будто умытое, сияет. Листья на обихоженных уличных деревцах еще зажаты в нежные кулачки уже лопнувших почек, и солнце просвечивает деревца эти до самой земли. И вся Москва в это утро, будто невеста перед венчанием, красуется под чистейшим голубым небом. Тоже и я ликую: несу дорогим моим чехам подарок праздничный – красивый и увесистый, завернутый в белую холщевую салфетку кусок мяса одного из моих подопытных поросят.

Опыт еще позавчера закончила. Всех взвесила. На весы шли сами, послушные, спокойные. А потом – мясокомбинат Подольский.

Если б не Иво, я бы, наверное, не сделала ничего. При виде, как бьют животных, льется кровь, шкуры сдирают, выворачивают и кидают внутренности, ничего толком сообразить не могла. Двое аспирантов взвешивали печенки, селезенки, внутренний жир, отрезали пробы мяса для анализа и не только… Иво всем руководил, диктовал… Я только записывала. В колбасном цехе, где умелые обвальщики, орудуя своими ножиками, быстро и ловко срезают шпик, отделяют мясо от костей, тоже всё – шпик, мясо, кости – взвешиваем и пробы берем… Под конец прошу обвальщика отрезать мне самый хороший кусочек «для профессора». Ломоть килограмма на два, подарочный! К празднику, думаю, Йирковых обрадую…

Звоню. Ждут меня. Примчалась на Фучикову улицу, взлетела на третий этаж. Сияю. Подаю Карелу: «Конец опыта! С праздником!» Однако не понял меня Карел. Замахал руками: «Ни-ни! Мы ничего не берем». – «Это… Это мои вам цветы!» – говорила я, кажется, не очень внятно, сквозь ком горечи в горле. Не убедила его. Всё померкло разом. И наверное, я бы расплакалась. Но тут меня Люба обняла. Поцеловала. Взяла бережно кусок мяса и обещала приготовить всей семье на праздник что-нибудь вкусное. «Только я не буду есть!» – взбрыкнул товарищ Йирка. «Ты много знаешь русских и о русских, а так и не постиг главного», – сказала Люба. Потом напоила меня соком апельсиновым с морковью и пригласила пойти с ними вниз, в подвальное помещение, где они будут гладить машиной постиранное белье. «Стирал я, и глажу я, а жена командует!» – ворковал Карел. Я наконец успокоилась, тепло с Любой попрощалась. Я люблю ее. А Карела… Какая-то будто искорка угасла в отношениях меж нами.

Иве нельзя в Клёнове опыт проводить, потому что он иностранец. И вообще ему почти никуда нельзя: везде у нас «зоны» и «ящики». Поэтому работа аспирантская будет идти в лаборатории. Он определит in vitro усвояемость, лизина в кормах, а потом полученные результаты проверит в опытах на лабораторных крысах в виварии Института питания. Рядчиков уже с этим институтом договорился. И вообще все готово у Ивы к началу исследований, но… нет основного реактива, хлорпикрина (он же карбонил хлорид или дихлорангидрид угольной кислоты). Ни Иво, ни даже Рядчиков не смогли его найти в Москве. Сказали, однако, что есть он, и в больших количествах, на одном из номерных заводов химкобината города Дзержинска Горьковской области. Однако туда – только по спецпропускам. Да и кто ж туда поедет?