– Ой, Наташ, – опять рассмеялась Вероника, – ну, за уши же притянуто. Во-первых, даже если я решу тысячу контрольных за Никиту, этот чурбан не испытает никакой благодарности – ему это чувство не знакомо. А, во-вторых, я-то с какой стати в этот момент буду преисполнена этой самой благодарности по отношению к нему?

– Ну, как с какой стати? С той стати, что если этот фокус удастся, то ты не будешь отчислена.

Вероника, вспомнив в очередной раз, какая опасность нависла над ней, перестала смеяться и попробовала взглянуть на план подруги конструктивно. Но план, как на него не гляди, был так себе.

– Наташ, а какого-нибудь варианта понадёжней у тебя нет?

– Ну, не знаю, – наморщила лоб подруга, – может, чувство голода тоже годится? Тогда завтра в столовой…

Вероника, не дослушав Наташу, опять разразилась безудержным хохотом:

– …невзначай, желательно неожиданно и резко, коснуться его руки, когда он будет идти с подносом, чтобы он опрокинул его на себя вместе с содержимым: тарелкой со спагетти или ещё лучше горячим супом. Вот тогда мы точно одновременно испытаем жгучие искренние чувства: он – ярость, а я – злорадство.

 – Да ну тебя, – рассердилась Наташа и её веснушки, – Ника, ты просто не выносима. Я, чтоб не вылететь из Универа, хоть бы чёрта лысого поцеловала. А ей всё хиханьки.

– Вот именно, я бы тоже лучше в чёрта влюбилась, чем в Никиту, – горячо выпалила Вероника, но видя, как искренне за неё переживает подруга, смирилась:

– Ладно, Наташ, попробую завтра твой первый вариант – может, сработает?

– То-то же, – немного успокоилась подруга, – и, смотри мне, старайся!

Выработав какую-никакую стратегию, девушки вернулись к поглощению столовских деликатесов, которые изрядно подостыли, пока подруги были заняты беседой и не проявляли к ним интереса.

– Слушай, Наташ, – начала ещё одну тревожную для себя тему Вероника, решительно отодвинув тарелку с холодной гречкой, которая и в тёплом-то виде не очень её прельщала, – что ты думаешь об исчезновении Бегемотика?

– А что тут думать? – пожала плечами подруга, борясь с искушением поступить с гречкой так же, как Вероника. – Аристарх Вениаминович сказал, что тот не исчез, а в командировке.

– А откуда взялись слухи про всякие там – отравлен, раздавлен, задушен, найден в луже крови?

– Слухи, они и есть слухи. Тем более ты сама не обнаружила никакой лужи крови в кабинете Петра Ивановича.

В кабине ректора Вероника действительно крови не наблюдала, а вот на ботинке Аристарха Вениаминовича и на полу в аудитории №12а какие-то подозрительные пятнышки были. Но рассказывать ли об этом подруге она решить не могла. Скорее всего, Наташа подумает, что две капельки, похожие на кровь только красноватым оттенком, могут быть чем угодно, но только не уликами страшного преступления. Допивая компот, Вероника прокрутила в голове ещё раз все за и против и пришла к окончательному выводу, что пока грузить подругу маловразумительными догадками не будет.

Закончив с обедом, девушки вышли на улицу. Было уже темно, ведь долгота дня в декабре в Верхнетайгинске, расположенном лишь немного южнее северного полярного круга была всего 6 часов. Подруги не спеша направились в сторону своего общежития. Снег под ногами поскрипывал, почти пел, а мороз бодрил и приятно пощипывал щёки. Вероника любила прогулки по вечернему студгородку. На неё действовали успокаивающе сосны-исполины, застывшие в гордом величии по обеим сторонам дорожек кампуса и холодные далёкие звёзды, видневшиеся в просвете крон. Ника почувствовала, как её настроение приобретает безмятежность и безоблачность, как небо над головой…