— Алиса, ты неотразима, — к нам подходит директор местного спортивного клуба. Все спортивные мероприятия проходят при его непосредственном участии. Сергей Валентинович уже намекал мне, что после выпуска содержать горе-теннисистку не будет, но пока я прибыльный актив, который добывает ему трофеи на городских и областных соревнованиях, гайки не закручивает. — Демьян, — они пожимают друг другу руки.

— Добрый вечер, — киваю, пока на самом деле мечтаю уйти как можно скорее. Я терпеть не могу встречи с Воробьевым. Он каждый раз грозится завершить наше сотрудничество, а сегодня слушать это я не хочу.

— Знаю, что такие приемы не место для подобных разговоров, — он наклоняется и понижает голос, так что приходится податься вперед, чтобы расслышать. — В декабре приедут испанцы, они ищут в свою лигу таланты. Это твой последний шанс.

— Хорошо, — только и могу ответить. В голове шум, мысли несутся вскачь. Это правда? Я не верю. Три месяца, чтобы подготовиться и показать, на что я способна. Всего лишь три, за которые нужно столько всего успеть! Я сильнее сжимаю плечо Демьяна, боясь упасть. Ноги отказываются держать, они становятся ватными.

— Готовься. Даю тебе карт-бланш, — заявляет снисходительно Сергей Валентинович. — Но после него поддержка закончится в любом из случаев.

Вот умеет же сначала поднять настроение, а потом его испортить. Бесит. Хочу уйти как можно скорее, но Воробьев, испоганив весь вечер, уходит сам, не прощаясь. Скатертью дорога. Надеюсь, мы сегодня не встретимся больше.

На глаза неуместно наворачиваются слезы. Я ведь не заслужила такого. Он тоже получает свои льготы за то, что я играю и побеждаю. Или там папа руку приложил? Ему мой теннис как кость в горле, так и хочет к себе меня затянуть, а потом быстро найти партнера по бизнесу и выдать замуж. И плевать ему, что мне двадцать один и о свадьбе я вообще не думаю.

— Я отойду на пару минут, — коротко улыбаюсь Демьяну. — Возьмешь для меня шампанское?

— Окей. Все нормально?

— Да, конечно. Конечно. Надо в дамскую комнату, — виновато пожимаю плечами и поднимаю руки. Ну а как мне еще остаться в одиночестве? Если продолжу делать вид, что все хорошо, точно разревусь. Десять минут передышки — не больше.

Выхожу из зала, но вместо туалета иду на террасу. О ней мало кто знает, и она достаточно большая, чтобы не мешать другим страждущим побыть в одиночестве. Свежий вечерний воздух остужает щеки и скользит по голым плечам. Подхожу к ограждению и, опустив на холодный камень ладони, прикрываю глаза.

Я не буду сосредотачиваться на финальной реплике Воробьева. Не буду зацикливаться на словах человека, для которого спортсмены — это цифры на банковском счете. Я хорошо играю, даже очень, поэтому заслуживаю не просто шанса, но и победы. Я заслуживаю приглашения в европейский клуб, где смогу раскрыться, занимаясь любимым делом. И никто меня в этом не переубедит. У меня будет три месяца, девяносто дней, чтобы стать лучше и доказать всем, что я лучшая.

Вдох. Выдох.

Пульс приходит в норму. Я улавливаю новых визитеров. Мужчины о чем-то разговаривают, не обращая на меня внимание. Я не мешаю им, видимо, но становлюсь невольным слушателем разговора.

— Бля, Славик, да вести бизнес с начинающими все равно что с девственницей трахаться. Заебов дохера, а удовольствия ноль.

Черт. Я весь день избегала воспоминаний о вчерашнем вечере, а теперь они хлещут с накопленной силой. По сути Лев такого же мнения, как и собеседник моего отца. В том, что там папа, я даже не сомневаюсь. Больше Славиков на вечере вроде бы нет.

— А как же честь и верность? — задает правильный вопрос папа.