– Заткнись, ублюдок! Куда скажу, туда и пойдёшь! Вон ночь тёплая, иди на лавку и там вой. Меня бесит твой плач, собрали манатки – и вон из дома!

Катя натянула на брата футболку, шорты, захватила спортивную кофту и, сильно схватив за руку, выволокла из дома.

– Я никуда не хочу идти, давай дождёмся, пока он уснёт, а утром всё будет нормально, – не унимался Ваня.

– Родненький, пойдём, пока бить не начал, я его знаю.

Дети выбежали на улицу; Катя шла быстро, еле заметно прихрамывая на больную ногу, не обращая внимания на жгучую боль, Ванька вприпрыжку, громко всхлипывая, еле успевал за ней.

– Кать, куда мы? Зачем мы?

– Ничего, ночь перебьёмся, а там видно будет; я знаю одно место, мы зимой там тусовались.

– Я пить хочу, я есть хочу, я устал, – ныл брат.

– У меня тоже в горле пересохло, пойдём в магазин-24, попросим воды.

Магазин-24 с весёлым названием «Кто ищет, тот находит!» сиял огоньками и зазывал легкой музыкой, льющейся из колонок. Женщина лет сорока пяти с ярким макияжем и жирной цветной татуировкой в виде вьющихся на всю руку – от запястья до плеча – цветов с жутко недовольной физиономией спросила:

– Чё надо, шпана?

– Тётенька, дайте водички, – пропела жалобным голосом Катя и сделала губы «ниточкой».

– Дома надо пить, идите домой, уже поз…ой…дно, – икнула женщина, не договорив фразы. Судя по её красным глазам и разящему запаху перегара, она явно перебрала со спиртным.

– О, Катька, это ты, что ли? А это Ванька так вырос? Да я с Жанкой в одном классе училась. Добрая была, вцепилась в этого дауна. Давно бы мужика нормального нашла. Найдётся бык, была бы корова! – «шутница» еле сдержала смешок, – нате вам воды «полторашку» и булку хлеба, и идите, идите отсюда.

Из подсобного помещения послышался громко булькающий мужской голос:

– Ленка, где пропала? А ну иди сюда, я соскучился.

Катя схватила воду, Ванька – хлеб, и оба спешно вышли из магазина.

– Пошли, не отставай и ничего не бойся со мной, я тебя никогда не оставлю.

Дети зашли в подвал обычной пятиэтажки и стали сразу чесать ноги. Катя зажгла спичку и осветила маленькую комнату, заваленную картонными коробками. В дальнем углу стоял зелёный обшарпанный диван без подлокотников. Насыщенный запах сырости, немного разбавленный «ароматом» отходов кошачьей жизнедеятельности, неприятно щекотал в носу.

– Кать, ноги сильно чешутся, что это?

– Блохи, Ванька; потерпи, я сейчас что-то сделаю. Давай, выйди из этой комнаты. Вот сюда иди, в уголок, зажмурь глаза и дыши через футболку.

Ваня послушно всё выполнил. Сестра взяла кусок картонной коробки и подожгла его. Пламя не появилось, зато повалил тягучий белый дым. Она с картонкой обошла три раза вокруг дивана; глаза сильно заслезились, и стало трудно дышать. Бросив картонку под диван, почти на ощупь выскочила из комнатки к брату.

– Подождём пять минут и пойдём спать.

Она крепко обняла его и прижала к груди. Глаза слезились от дыма, обиды, боли.

– Всё будет хорошо, проходи в комнату, падай, я укрою тебя кофтой.

Дети крепко обнялись и моментально уснули.

Кирилл в раздумьях вошёл в калитку. Еда у будки так и осталась нетронутой – Малыш не вернулся. Он дёрнул ручку входной двери – закрыто: мама ещё не пришла с работы. Как только парень провернул ключ, дверь под напором распахнулась, и Ночка ринулась приветствовать хозяина. Став на задние лапы, облизала лицо.

– Хватит, хватит, соскучилась? Я тоже рад тебя видеть. Пойдём гулять?

Ночка завиляла хвостом и улыбнулась.

– Пойдём! – послышался голос.

Кирилл опять опешил: погружённый в мысли о шаре, он забыл, что может слышать нового друга. Он подошёл к холодильнику, раскрыл его и стал чесать затылок.