Здесь же на столе лежал фотоальбом, поверх которого белел конверт с надписью «для Наташи».

— Ну-ка, ну-ка, — мама протянула руку, и Натаха в самый последний миг чудом успела его схватить. Глянув осуждающе, мама взялась за фотографии.

Натаха вскрыла конверт, достала послание, написанное аккуратным убористым почерком, и принялась читать.

«Дорогая Наташа!

Уверена, что мой подарок стал для тебя сюрпризом, и ты понятия не имеешь, кто я такая. Версия для нотариуса — выдумка. Правда же заключается в том, что я действительно твоя родная бабушка, а твоя мать Тамара — моя дочь. По некоторым причинам мне пришлось оставить её с отцом и исчезнуть из её жизни. Я наблюдала за ней, а потом уже за тобой, и поняла, что именно тебе готова отдать свое наследство.

С любовью,

Лидия Генриховна».

— Чего там? — спросила мама. Натаха протянула ей листок.

Мама пробежалась взглядом по строчкам и помрачнела.

— Вот поганка! — воскликнула она, отшвырнув его, словно на нем сидел таракан. — Ну надо же, причины у неё! Наблюдала она! Да тьфу на тебя, кукушка! — она потрясла кулаком, глядя в потолок.

— То есть, это точно твоя мать? — на всякий случай уточнила Натаха. То, что мама не удивилась, выглядело странно.

— Да уж куда точнее, вон, — мама ткнула пальцем в альбом, — сама полюбуйся.

Натаха открыла первую страницу и озадаченно уставилась на старинный снимок — статная дама с высокой причёской, в платье по моде позапрошлого века, смотрела прямо и решительно. На следующих снимках одна эпоха сменялась другой, а потом началось знакомое время. Лишь одно оставалось неизменным — лицо женщины и ее взгляд, проницательный и цепкий.

— Подожди-ка, — произнесла Натаха. — Это что, одна и та же женщина? А чего она в разных нарядах?

— Да брось, — махнула рукой мама, еще раз присмотревшись к фотографиям. — Где ж тут одна, просто родственницы. Это вон как соседки наши, Кочкины, все на одно лицо — и бабка, и мать, и дочка — редкие страхолюдины.

Натаха вновь нырнула в альбом, решив масла в огонь не подливать — про ненавистное соседское семейство мама могла говорить долго.

Перевернув очередную страницу, она внезапно увидела своего деда, еще молодого, с ребёнком на руках — похожую фотографию она видела в семейном альбоме. Следующие снимки запечатлели взросление матери — какие-то были похожи на случайные кадры, сделанные на улице, какие-то Натаха уже не раз видела. «Это что же получается, — подумала она, — дед держал с бабкой связь?»

А потом, перевернув очередную страницу, она увидела себя. На улице, с мороженым, стоящую за руку с дедом. Она помнила тот день, хотя было ей от силы лет пять, дед повел ее в парк на карусели, и там какая-то женщина угостила ее эскимо. «Получается, это была моя бабка?» — поразилась Натаха. Лица той женщины она не запомнила.

Следующие снимки тоже были ее, Натахины: несколько из школьных лет, еще немного из института, который она так и не окончила, а последнее фото оказалось почти свежим — куртка, в которой ее засняла бабуля, была куплена этой весной.

— Ну? — спросила мама, — что думаешь?

Натаха пожала плечами.

— Не знаю.

— Ладно, давай, наливай воды и начинай мыть. А я пока к соседке сбегаю.

— А чего тут мыть? — Натаха огляделась. — Чисто же.

— А за покойницей все-равно надо, — мстительно произнесла мама, делая упор на слове «покойница», словно хотела этим насолить своей почившей горе-мамаше. — Давай-давай, не ленись, — она двинулась в прихожую. — Всего-то три комнаты, раз плюнуть.

«Ага, — мрачно подумала Натаха. — А еще кухня, коридор, и ванная с туалетом. Да я поседею, пока все это вымою!»