– Андреас Хартман – атташе по культуре посольства ФРГ. – И потребовал: – Ваше имя, должность, место работы.
Воланская уже прошла через заветную дверь. Борису Абрамовичу очень хотелось оказаться рядом с известной женщиной среди особенных. Он перечислил должность, ученое звание, институт и даже монографию, умолчав, что книга написана в соавторстве. Атташе по культуре оценил горячее желание и просительный тон доктора наук, сделал пометку в блокноте и пропустил Бориса Абрамовича.
В полночь в Концертном зале имени Чайковского собрались около ста человек. Среди них было много знаменитостей. Сосновский уже не удивлялся, замечая известных писателей, поэтов, художников, режиссеров, композиторов и даже чемпиона мира по шахматам. Между собой гости не разговаривали, сидели в креслах и настраивались на предстоящий концерт. В зале царил полумрак, на сцене никого не было.
Балерина усадила Сосновского рядом с собой и шепнула:
– Выкиньте хлам из головы. Откройте душу, внимайте музыке и вожделейте вдохновение.
У Бориса Абрамовича вертелись вопросы, но, глядя на молчаливую публику, он догадался, что слова здесь неуместны, а вскоре понял, что и посторонние звуки запрещены.
Вместо привычных аплодисментов публика встретила вышедшего на сцену исполнителя мертвой тишиной. Вид у музыканта был интригующий. Высокий сутулый мужчина в плиссированной черной мантии с капюшоном, накинутым на голову, в обуви на мягкой подошве скользил по сцене бесшумно. Он шел опустив голову, его лицо невозможно было разглядеть.
«Колдун», – подумал Сосновский. И вздрогнул, когда музыкант неожиданно остановился и что-то извлек из-под мантии.
ORT. Прицельный выстрел из автоматического оружия многое изменил бы в этой истории. А может, и в истории самой большой в мире страны.
Глава 3
Появившийся на сцене музыкант оказался органистом. В его руках угадывалась нотная тетрадь с пожелтевшими листами. Он расположился на скамье за органной кафедрой спиной к залу и раскрыл ноты. Зрители замерли в благоговейном ожидании. Когда тишина будто загустела и приобрела осязаемую тяжесть, пальцы органиста коснулись клавиш.
Невидимые тяги в недрах орга́на открыли клапаны в основаниях труб, бесшумный электромотор подал воздух через систему деревяных коробов. Распределенные потоки под давлением проникли в органные трубы. Трубы ожили и зазвучали. Сложнейший клавишно-духовой инструмент подчинился легким движениям музыканта.
Органист Санат Шуман специально прилетал из Германии на такие выступления. Его ангажировало немецкое посольство, как знающего русский язык. Поэтому в Германии его считали русским музыкантом, а в Москве немецким. Первый раз проходя паспортный контроль в московском аэропорту Шереметьево–2 Санат волновался: а вдруг он в розыске на родине. Но обошлось. Паспорт гражданина ФРГ и немецкая фамилия вызывали почтение, как и дойчмарки, которыми расплачивался Шуман.
В Концертном зале имени Чайковского он выступал не впервые и изучил возможности самого большого Московского орга́на. Сегодня он исполнял легкую волнующую токкату. По-итальянски токката – прикосновение – виртуозная музыкальная композиция, выдержанная в быстром размеренном ритме. Несмотря на кажущуюся простоту, она требовала сосредоточенности и мастерства исполнителя. Пальцы Шумана летали по всем четырем мануалам, клавиатурам органа, а ноги метались влево-вправо и давили педальные клавиши с самыми низкими звуками.
Перед выступлением в недрах орга́на поколдовал настройщик. Разумеется, не простой, а Королевский. Шуман оценил его работу. Все регистры, наборы труб с одинаковым тембром, настроены не по классике, а секретным способом для особого выступления. И налицо результат. Точнее, на слух!