– Я тебя обманул, – раздраженно плюхает ложку в пиалу. – Ты понимаешь, что это повод расторгнуть соглашение?

Тревога щекочет в затылке, ползет змеей по позвоночнику и обвивает талию. Майка облепляет вспотевшее тело. Нельзя. Не могу лишиться его поддержки. Только не сейчас, когда уже наверняка убедилась, что выдержу все испытания и дойду до конца любой ценой.

– Я не хочу расторгать! – вырывается само и грубее, чем планировалось. Пытаюсь смягчить: – Сэр, я не уйду. Мне некуда возвращаться!

Ненужная патетика режет слух. Рик молчит. Смотрит в тарелку, не ест. Слушает. Ощущение, что это мой последний шанс уговорить его. Решаюсь.

– Если подумать, к чему я вернусь? – слова вырываются скороговоркой. – К неудовлетворенности, пустоте и бесцельному прозябанию? Так и останусь никчемным насекомым? Вы поступили по правилам. Наказали за провинность. Не мне выбирать, какой будет кара.

Выдыхаю. Конец тирады. Все сказала. Теперь решение за ним. Смотрит на меня, и лицо искажается в ехидной, жестокой улыбке.

– И ты готова к тому, что я забью тебя до смерти? – говорит будто на полном серьезе. Чувствую, как на голове шевелятся волосы, пальцы сами начинают выстукивать нервную дробь по столешнице. – Меня никто не остановит. В бункере, о котором никто не знает и как ты входила – не видел. Где ты – твои жидкие друзья не беспокоятся, а ключ от твоей халупы у меня. Ничего так перспективка?

Говорит слишком правдиво – в желудке поднимается цунами, мокрые ладони сжимаются в кулаки. Я ведь уже отвергла такой вариант – очень хотела верить, что Рик собирается помочь. Но раз спрашивает, значит, думал об этом? Или просто подначивает? Нарочно сгущает краски? Расшатывает нервы, чтобы проникнуть под панцирь, вгрызться в живое.

– Вы специально меня пугаете, сэр, – произношу тихо с недоверчивой улыбкой. Но этого мало. Если рвать, то сразу, с мясом, а не отколупывать по кусочку. – Если я безнадежна, вы ведь сами можете расторгнуть соглашение?

Мгновение сверлит меня цепким взглядом и раздраженно выплевывает:

– Ты не безнадежна, – отодвигает тарелку и встает из-за стойки. – Закончишь завтрак, прибери и сделай чай.

Провожаю его бессмысленным взглядом. Рик скрывается за дверью в спальню. Что это значит? Можно выдохнуть с облегчением? Сказал, «не безнадежна». Значит, отказываться не планирует? А что, если Рик не шутил по поводу увечий? Убить меня ему и правда ничто не помешает. И зачем только ключ отдала?

Зачем-зачем? Потому что он велел. Ты сама согласилась слушаться, Макс! Да и не поможет тебе ключ, если ты отсюда больше не выйдешь. Единственное, зачем Рику доступ в твою квартиру – обставить все так, будто ты вдруг уехала…

Смотрю на поганую овсянку – светлая бугристая гладь несколько раз пробитая ложкой, расплывается от выступивших слез. Отступившее нервное напряжение сменяется на тоскливую печаль. Мне правда некуда идти. Зачем Рик упорно пытается меня прогнать? Зачем угрожает? Это жестоко – дать надежду, а потом отбирать по частям! Вернуться в клоповник к безработице и безысходности – так же ужасно, как и погибнуть от его рук в каменной коробке.

Аппетита по-прежнему нет, но надо поесть. Несу в рот противную субстанцию – остыла. Холодная мерзость. Лень греть – запихиваю склизкую массу в себя большими кусками, стараясь не обращать внимания на серый безликий вкус. Глотаю не жуя.

Показалось донышко пиалы. Несу к мойке. Руки еще дрожат. Шум воды успокаивает. Отмываю посуду, ставлю в сушилку, повторно включаю чайник и заливаю кружки с чайными пакетиками после вскипания. Все выполнила. Что теперь?

Читать, конечно. С чаем отправляюсь за журнальный столик и с интересом принимаюсь за книгу. При всей жестокости Рик уже сделал для меня больше, чем кто-либо из родственников или друзей. Все они приходили только брать. Деньги, внимание, время, эмоции. Хоть бы кто-то сказал, что есть книги, которые помогают совершенствоваться! В этой, например, – казалось бы, рассказываются обыденные вещи, но сама я бы долго шла к этому, а так получаю концентрированное руководство к действию.