В тот вечер исполнялся концерт для альта с оркестром композитора Альфреда Шнитке. Маэстро был на высоте, в его руках альт казался продолжением рук его небольшой, но достаточно стройной фигуры. Звуки, возникавшие от соприкосновения смычка со струнами, трепетно вибрируя, заполняли зал, захватывая присутствующих своими глубокими, почти мистическими волнами. Облик дирижера получал продолжение не только во взмахах смычка, но и в самой музыке, щедро текущей из чудесного инструмента, сотворенного знаменитым Гварнери. Казалось, что на сцене периодически возникает и маячит укутанный в плащ с балдахином абсолютно прозрачный, но зримый силуэт, который раскачивается в такт музыки, приводя атмосферу зала, притихших слушателей в глубокое, почти мистическое чувственное состояние. Не будучи большим поклонником современной музыки, которая ему часто представлялась неудачной попыткой соорудить нечто новое, без особых на то оснований, что-то вроде махолета, которому так никогда и не суждено оторваться от земли. Концерт для альта с оркестром был написан композитором персонально для Маэстро и поэтому своим художественным обликом нес его индивидуальные черты. Музыка порой загадочна, неуловима и таинственна, подобна возникшей Вселенной, которую можно только созерцать, чувственно погружаясь в глубины призывно мерцающих далеких созвездий небосклона. Объяснить все словами невозможно, все равно, что стараться описывать словами ускользающую от взгляда улыбку Джоконды на картине Леонардо да Винчи.

Чтобы не улыбнуться, видя скучающую физиономию Андрея, Николь не смотрела в зал, хотя это и не всегда у нее получалось. Однажды, после концерта Маэстро вызвал ее к себе в артистическую уборную и попросил перестать посылать улыбки в зал. «Если каждый из оркестрантов начнет перемигиваться со своими знакомыми, то, в конце концов, концерт превратится в нечто совершенно иное». – Были его слова. Но, думается, что он был в какой-то мере неравнодушен к Николь. Дело в том, что у Ники, как и у Маэстро, инструмент был альт. Для многих музыкантов, что вполне естественно, присуще ревностное отношение к коллегам, которые играют на одном с ними инструменте. С альтом же здесь вообще случай особый. Рожденный в средние века вместе со скрипкой и виолончелью, альт как бы потерялся в тени своих прытких собратьев по оркестру и воспринимался композиторами, как сопровождающий инструмент ансамбля. Неисчерпанные возможности инструмента порождали у исполнителей пристрастное к нему отношение, если не сказать, мистическое влечение. У играющих на альте проявлялось азартное стремление доказать его по праву достойное место солирующего инструмента на музыкальном подиуме. Связанный семейными узами со своей сестрицей, капризной примадонной оркестра скрипкой и занудной тетушкой виолончелью, альт вобрал в себя сущность обоих инструментов, приближаясь ближе всего к звучанию человеческого голоса. Маэстро триумфально утверждал любимый инструмент, как солирующий, равный королевской чете сцены – роялю и скрипке. В его руках теплый, грудной звук альта завораживал, согревая сердца слушателей в лучших концертных залах мира на разных континентах.

В этот раз Андрей почувствовал, что в зале кто-то пристально следит за тайными знаками их общения. После концерта в фойе раздевалки Корнев неожиданно столкнулся с новым знакомым, стариком Конклиффом, который, злобно глядя на Андрея, прошипел в его адрес.

– Ваше неуместное поведение, молодой человек, мешает артистам соблюдать игровую дисциплину.

Только теперь Корнев отчетливо вспомнил, что видел его уже раньше на концертах. Обычно он сидел в первом ряду четвертой ложи зала, опершись на свой могучий посох. На его замечание Андрей не успел отреагировать, так как из-за приоткрывшейся потайной двери в фойе гардероба показалась головка Николь. Разговор прервался, не начавшись.