– Вот и подумай: зачем на самом деле Хаген провоцирует меня? – княжна, как ни в чем ни бывало, продолжила плести ремешок из полосок крашеной кожи.
– Почему ты не возглавила свое племя, чтобы сразиться с нами?
– Это ни к чему. Да, скорее всего, мы бы выиграли пару-тройку битв. Потеряли сильных воинов. Но вожди твоего народа не потерпели бы мятежа за спиной – на мое племя навалились бы всей своей немалой силой, – голос Тамиры звучал ровно. Словно она втолковывала что-то чрезвычайно скучное. – А нас немного. Смерть каждого воина для нас ощутима, тогда как вы можете позволить себе терять сотни. Мы бы не проиграли. Нет. Мы бы погибли. А так: самые горячие бойцы сражаются в рядах вашей армии, а женщины, дети, старики спокойно живут.
– Я возьму тебя в жены. Тогда ты не сможешь причинить мне вред, – ох! Только не это. А Аэций-то! Как он посмотрел на Аттилу: ужас, ненависть – убивать готов. Нет-нет-нет.
– У меня не может быть детей. Тебе не позволят.
– Значит, ты станешь моей сестрой. Как Аэций стал братом.
– Так вот в чем дело! – Тамира кивнула. Она так долго не могла понять, что же связывает этих двоих! Оказалось все просто. Очень просто. Нож в ее руке возник словно из ниоткуда. На ладони налился горячей кровью глубокий разрез. – Возьмите мою кровь и станьте моими братьями.
Аттила втянул в себя воздух сквозь сжатые губы, рассек свою ладонь. Княжна взяла его пораненную руку, приложила к своей, подержала несколько мгновений. И только после этого гунн выдохнул. Теперь оба смотрели на Флавия. Тот помедлил, потом решительно разрезал кожу на ладони, протянул девушке. Та сжала ее, испытующе глядя в серые глаза. Сколько там было всего: надежда, отчаяние, радость. Кажется, римлянин не верил в то, что происходит. С чего бы вдруг?
Колдовская ночь пьянила – кумысом, какой-то легкостью, разделенной на троих. Все стало как прежде. Хаген попытался еще несколько раз бросить что-то резкое в сторону Тамиры, но всякий раз нарывался на едкие ответы Аттилы. В становище из страны бургундов вернулся Руа – брат Мунздука. Военные игрища длились месяц. Старшему племяннику, брату Аттилы Бледе Руа привез подарок – уродливого карлика по имени Зеркон. Злые шутки Зеркона смешили Бледу. Пожалуй, только Бледу и смешили. Аттила от них рычал в ярости. Следующим летом внезапно от укуса змеи умер Мунздук. Руа устроил брату грандиозные похороны, стянул к становищу всех воинов.
– Будет война, – как всегда на закате трое сидели в шатре Тамиры. Та обнесла своих «братишек» кубками с легким ячменным пивом.
– Смерть твоего отца слишком выгодна твоему дяде, ты это понимаешь. Будь осторожен, – княжна уселась на лежанке, поджала ноги.
– Заложников бургундов дядя отправит домой. Возможно, не только их, – Аттила хмурился.
– Я останусь, – Тамира улыбнулась. – Нравится это твоему дяде или нет.
– Из Рима едет посольство. Меня могут отозвать, – Флавий последние дни ходил сам не свой.
– Это будет справедливо, – Аттила попытался приободрить брата. – Тебе давно пора получить войско и увенчать себя славой!
Аэций вздохнул. Варварам никогда не понять! Каково это: сыну военачальника захолустного римского гарнизона из Фракии сначала добиваться чести стать самым молодым телохранителем императора, а потом оказаться заложником у готов. Убийц отца. Флавия отослали прочь из претории. Завидовали таланту, злому напору, желанию служить и мстить. Ирония судьбы: готов разгромили гунны. Флавия Аэция отослали к победителям.
– Не печалься, брат! – Аттила допил свой кубок. – Мы оба знаем, что грядут великие перемены.
Как в огонь глядел. Посольство императора Рима Гонория, действительно, обменяло заложников. Флавию Аэцию приказали прибыть ко двору своего повелителя. С Аттилой прощались у самых границ с Илирией: