– Не волнуйся, солнышко, ты полностью готова, я ещё никогда не знала дебютантки на Осеннем балу, которая была бы больше подготовлена, чем ты. Я только боюсь, что твой дар…

Анна отмахнулась.

– Всё будет хорошо. Лучше скажи, а что Андрей? Мы почти приехали, я так волнуюсь, мама. Расскажи… уже можно.

Её мать немолодая, но по-прежнему очень красивая женщина, с русыми волосами, худая, нежная, похожая скорее на лунную фею, чем на человека, выпрямилась и вздохнула, отвернувшись к окну. Её профиль приобрёл изящество застывшей красоты мраморных статуй.

– Я устала повторять: приедем – всё увидишь сама, – сказала она, ясно давая понять, что разговор окончен. Но Анна не унималась.

– Мне восемнадцать, ему двадцать, разве ему не пора вступать в наследство и жениться? Значит, мы сразу поженимся?

– Нет, – мать снова посмотрела на неё и нахмурилась, – Андрей, как и все наследники мужского пола по достижении двадцати лет, сначала пойдёт в императорскую армию, отслужит два года, затем вернётся и сможет вступить в наследство. Однако, ты одновременно и его суженная и наша единственная наследница, а значит, в наследство вступать придётся только тебе. Он станет частью нашей семьи, таково условие всех дворянских союзов.

Про обязательную службу Анна слышала, но совсем об этом забыла, а вот положение о заключении дворянских браков ей было известно очень хорошо, и она не могла вспомнить ни строчки о том, что кому-то приходилось обрывать родовые магические связи ради брака.

– Ему придётся отказаться от связи с родовой магией? Оборвать наследственную линию? – удивилась она.

– А что остаётся? – пожала плечами мать. – Лишить Архангельских возможности передать свою магию? Судьба младших наследников часто предполагает жертву во имя будущего. У Вознесенских есть ещё Александр, а у нас только ты.

– Я об этом не поду… – договорить она не успела. Экипаж тряхнуло так, что Анна слетела с сиденья и почти повалилась на мать. Лошади заржали, раздался треск. – Что это? – испуганно спросила она.

Мать помогла ей вернуться на место и постучала в стенку, отделяющую их от извозчика.

– Илья, что там стряслось?

Извозчик не ответил, зато откуда-то послышались голоса охраны «щит!» и «магический заслон!», а затем к окну подъехал сопровождающий их отец. Сначала показались его руки в белых перчатках, удерживающие поводья над гривой гнедой лошади, а затем он сам чуть склонился, чтобы коснуться руки жены. Анна отметила золотые вензеля на вороте его одежды, знаки отличий на груди и русые короткие волосы – отец не любил головные уборы, и Анну всегда восхищал этот небольшой акт бунтарства. Впрочем, она и сама была не прочь нарушить правила.

– Ничего страшного, Лизонька, – мягко произнёс отец, – не о чём беспокоиться, ось выскочила из колеса, сейчас всё поправим, – он посмотрел на дочь и ободряюще кивнул. – Золотко, Анечка, не волнуйся, задержка будет недолгой, никто не испортит этот важный для тебя день, тем более Николай Александрович пожаловал нашей охране новую разработку – браслеты-усилители. Всё будет хорошо, в крайнем случае ещё лучше.

Он подмигнул, и Анна улыбнулась ему, на душе её стало легко и почти спокойно. Почти.

***

Они всё-таки опоздали. Анну увели в крыло дворца, выделенное Архангельским, и, не дав ни малейшей возможности осмотреться, отправили принимать ванну, затем переодели, накрасили и уложили волосы. Анна задержалась перед зеркалом, не столько засвидетельствовать свой внешний вид, сколько привыкнуть к чрезмерно тугому корсету. Светлое бальное платье, открытые плечи и жемчужное колье, намеренно выправленные из причёски локоны, – Анна бы променяла это на привычное для Звёздной Гавани приталенное чёрное платье без складок и рюш, но мода Белого Города диктовала иные мотивы, и Анне пришлось с ними смириться.