Жонсьер как раз оценивающе разглядывал резной мебельный гарнитур красного дерева – сидения и спинки кресел обтянуты голубым шанжаном, повсюду разбросаны подушечки из той же ткани. В интерьере комнаты сдержанность классицизма граничила с нескромной роскошью и торжественностью. Золотые рамы зеркал и картин, великолепная люстра, замысловатая мозаика паркета – все дышало утонченностью, гармонией и теплом. И все это, очевидно, стоило немалых денег. А его путь к сему внушительному капиталу лежал через сердце этой глупышки… Юноша сделал шаг к девушке. Она попыталась отстраниться, но застыла, когда Ивон рукой отодвинул в сторону шелковистую волну ее темных локонов и провел теплыми пальцами по ее шее, а затем и вдоль выреза лифа. Это было так неожиданно, дерзко, волнующе! После того, как он позволил себе поцеловать ее, и она потребовала обещания больше никогда так не делать, Ивон сдерживал слово целую неделю. И вот новые поползновения… Она должна была понимать, что оставшись с ней наедине, он обязательно попытается вновь сорвать с ее губ поцелуй! Но что-то неумолимо тянуло девушку к этому нагловатому, и такому очаровательному двадцатитрехлетнему блондину.

Его прикосновения обжигали, и она почти задыхалась от них. Или это тугой корсет мешал глубоко вдохнуть воздух? Софи неловко ухватилась за отворот камзола шевалье, чтобы не упасть, но все равно едва держалась на ногах. Девушка решилась поднять очи, но встретившись с пронзительным взглядом серых глаз, тут же глупо захлопала ресницами.

Когда он стал сначала мягко, а потом все более настойчиво целовать ее, мадемуазель де Вард встрепенулась. Кто угодно из слуг мог застать их. Но, кажется, Ивона это совершенно не беспокоило. На самом деле даже наоборот, – в его планы входило подпортить ей репутацию, чтобы иметь возможность на не влиять.

«Мать – подружка фаворитки короля, а папаша этой красотки не сегодня-завтра будет назначен послом в Бельгии. Спать с дочерью посла и диктовать ей свои условия – очень заманчивая перспектива» – цинично думал он.

Когда за окном раздался выстрел, а за ним еще один, оба вздрогнули.

– О боже, что там происходит! – в страхе вскричала мадемуазель де Вард, инстинктивно шарахнувшись от шторы.

Ивон подошел и, отодвинув тафту цвета ванили, поглядел на улицу.

– Кого-то схватили, подъехал экипаж, и человека заталкивают внутрь.

– Господи, какой ужас!

– А вот и конная полиция…

Не успел Ивон договорить, как за их спинами раздался возглас:

– Дитя мое! Кто вам позволил приглашать к себе мужчину! – в дверях стояла до крайности возмущенная госпожа Ниве.

Жонсьер и Софи онемели от неожиданности.

– Ваш батюшка все узнает, имейте в виду, непослушная вы девчонка! Разве можно быть такой легкомысленной!

Гувернантка решительно двинулась к Софии, намереваясь силком оттащить ее подальше от Ивона. Тот стоял прямой как струна, кусая губы и заведя руки за спину.

– О, а вот и его сиятельство! Легок на помине! – Ниве даже в ладоши хлопнула при виде подъезжающей к ступеням особняка кареты графа де Варда.

– Отец! – Софи бросилась обнимать графа, едва тот вошел. – Наконец-то вы вернулись! Только что случилось что-то страшное! Возле нашего дома стреляли! Схватили какого-то человека!

«А она сообразительная, – подумал Ивон, понимавший что девушка таким образом желает отвлечь внимание отца от своего «грехопадения» и избежать разбирательств.

К слову, шевалье де Жонсьер, в отличие от Софи сразу заметил вошедшую вместе с графом необычную даму.

– Кого схватили? Где ваша матушка?

Девушка пожала плечами.

– Черти что делается, – устало бросил граф, отдавая слуге плащ и шляпу.