Каждое его слово пульсацией света отражалось во всех родовых символах – в зале и на его облачении.

– Очень красиво, но, увы, бессмысленно… – Пирос не успел закончить фразы, как отовсюду, изо всех входов в зал, вошли Элеро – их было несколько десятков: молодые, старые, женщины и мужчины, и их поток не прекращался. Трое стражей, облачённые в пепельные тона, сложили оружие и встали на колени.

– Созывай Совет, Пирос, и в этот раз не забудь сообщить мне о времени встречи.

Служитель Веры побагровел и еле слышно процедил сквозь зубы:

– Ты ещё за это заплатишь, – слова эти услышал только Служитель Памяти, но он не смог бы никому рассказать, даже если бы захотел. Пирос же выкрикнул, повернувшись к Стражам:

– Воины Мира и Порядка, сообщите представителям своих родов, что вы видели здесь, пусть ждут вести от Хранителя о времени сбора Совета.

Стражи убрали оружие и ушли так же быстро, как и появились, в зале остались только Элеро и задержавшийся в дверях Пирос:

– Не опоздай на Совет, Моргал, тебя там будут ждать.

– Не сомневаюсь, – в тон ему ответил глава Элеро. – Расскажи Жрецу, что произошло, дабы мне не пришлось повторять.

– Всенепременно, – с этими словами вышел и он, оставив за собой открытые двери в зал, где стояли Элеро. Лиара видела деда таким впервые, теперь она понимала, почему он до сих пор, несмотря на возраст, – не только представитель Элеро в Совете, но и Глава Рода. Сейчас ей стало страшно, она поняла – дед действительно готов пойти на всё ради неё. Нарушить волю Совета, повести Род Элеро против всех Наследников Древних, развязать войну, – все что угодно, если это спасёт её.


Жреца разбудил Ранда, послушник.

– Вас ждёт Пирос, у него срочные известия, – Ранда склонился в глубоком поклоне. Будить Жреца дозволялось лишь по очень важным делам, именно таким делом и показался ему взволнованный и бледный Пирос. Теперь было важно, сочтёт ли Жрец приход одного из учеников случаем, достойным своего пробуждения.

– Благодарю тебя, Ранда, ты всё сделал правильно. Сообщи Пиросу – я к нему скоро выйду, а затем иди спать, твоё дежурство на сегодня окончено.

Ранда поклонился ещё раз и неслышно вышел. «Из него выйдет хороший Служитель Веры, честный и добрый», – подумал Жрец, легко поднявшись с постели, если можно было, конечно, так назвать распиленный надвое ствол вечного красного дерева. Жрец накрыл его тонкой узорчатой тканью: «Пирос, что-то знакомое…». Замерев на мгновение, он сосредоточился на имени, вытаскивая визуальный образ из глубин памяти. Не успел тот сформироваться, как Жрец уже узнал ночного гостя: – «Пирос, что ж, встреча будет не из приятных…».

Облачившись в бордово-красный хитон, испещренный древними знаками цветов шести родов, он вышел в зал приёма – не около центральной двери или недалеко от каменного стула, на котором слушал приходящих, но в глубине одного из сквозных проёмов, смотрящих на бескрайнее море. Пирос был спокоен – ни капли прежних волнений, которые заметил Ранда. Прохаживаясь около каменного стула, гость словно примерялся, – как бы смотрелся сам, восседая на нём? – и всё же опасался попробовать.

– Попробуй, сядь! – громко предложил Жрец, спускаясь из проёма на пол.

От неожиданности Пирос слегка подпрыгнул, не сразу заметив фигуру Жреца в слабо освещённом помещении, быстро соскользнувшую в полумрак из света ночи. Разглядев же его – весь переменился, подбежав на согнутых ногах, и остановился в поклоне:

– О Великий Жрец… – начал он официальное обращение, но не успел сказать ничего больше.

– Я сказал тебе – попробуй, сядь. – Жрец смотрел прямо на него, не отводя взгляда. Пирос весь взмок, ещё секунду назад поддельные испуг и волнение уже по-настоящему овладели им. Слово Жреца было дороже капли воды в пустыне. А за последнюю минуту он уже дважды обратился к Пиросу. Пирос отлично понимал, куда его призывают сесть – на каменный стул, на Трон Жреца. Он мечтал об это всю жизнь, но вот так, при Самом? Служитель Веры боялся – и жаждал! – исполнить предложенное.