Я взял его лапу в руки и, осмотрев ее, нашел следы укуса. Но не собачьего, а змеиного.

– А, вот что тебя беспокоит.

– Что такое? – спросила Соня, также присев на корточки.

– Змея укусила его, поэтому он и взвыл от боли, – ответил я спокойно.

– И что теперь делать? – спросила она растерянно, а потом добавила. – Нужно ведь яд из его лапы высасывать. А то…

– Что «а то»? – перебил я ее.

– Может умереть, – сказала она беспокойным голосом.

– Успокойся, все в порядке. Змея – неядовитая, – сказал я уверенно.

– А ты откуда знаешь? – не успокаивалась Соня.

– Да я много раз встречал змей в лесу, меня еще с детства отец учил отличать ядовитую от неядовитой. Поэтому здесь я точно уверен, с Боем все будет хорошо, похромает немного, и все пройдет.

Соня успокоилась и погладила Боя по голове, отчего он закрыл глаза, получая удовольствие. Я похлопал его по спине и встал.

– Идем, – сказал я, кивнув Бою.

Мы двинулись дальше. Дорога пошла в гору, выводя нас из этих джунглей, которые оставили в моей голове неприятные воспоминания. Это был просто ужас – то, что было увидено мною в машине. Когда змеи расступились, я заметил детское кресло на заднем сиденье, и все бы ничего, но в нем была мумия маленького ребенка. Она была в сидячем положении, пристегнутые ремни крепко держали ее в этом кресле, которое стало последним пристанищем для этого малыша. Видно было, что машина побывала в аварии. Она была помята со всех сторон, а, следовательно, можно предположить, что автомобиль съехал на обочину и перевернулся несколько раз. Что случилось с водителем и пассажирами, если они были в машине, можно было только догадываться. Внутри автомобиля других тел я не заметил, только куртка висела на переднем сиденье. Что стало со взрослыми? Водитель после аварии точно остался в машине, не вылетел из нее, так как стекла в ней не были выбиты, лишь покрылись паутиной. Но куда он подевался потом? Почему оставил одного малыша в этой искореженной груде металла? Родители никогда бы не бросили своего ребенка, в каком бы состоянии их дитя ни было. По крайней мере, нормальные родители. Поэтому для меня это была загадка, что могло случиться со взрослыми, и она мне не давала покоя. Я очень любил детей и прекрасно с ними ладил, переживал, когда слышал плохие новости с их участием. Был неравнодушен и воспринимал все близко к сердцу. Хотя у меня не было своих детей и даже младших братьев и сестер, но любовь к ним была всегда.

Я часто бывал в гостях у своей одноклассницы, у которой был младший брат. Ему было на то время пять лет, но мы с ним нашли общий язык. Порой мне казалось, что я пришел в гости к нему, а не к его сестре. Мы вместе играли в машинки, в ковбоев, в полицейских, и нам было очень весело. Я с удовольствием брал его на руки и кружил, подбрасывал, отчего он заливался звонким смехом. У меня даже сложилось впечатление, что моя одноклассница не любила своего брата так сильно, как я его любил. Но может это только из-за того, что мы оба – мальчишки, и она не видела в нем того человека, с которым можно было весело провести время. Я ее не осуждал, люди всякие бывают, тем более разница в возрасте у них была существенная, как, впрочем, и у нас с ним. Но для меня все это не играло никакой роли: ни возраст, ни пол ребенка – я в любом случае всегда был открыт для детей. И когда мне приходилось уходить домой, ее брат держался за мою ногу и не хотел отпускать. Его глаза умоляли остаться меня поиграть еще, и это иногда срабатывало. Он мне даже говорил, что пусть лучше сестра уходит, а я останусь жить с ним. В общем, друзей у меня было много и не только среди сверстников.