– Мне тоже стало не по себе, – сознался Карл. – Но я должен был действовать. Будто кто-то мне диктовал шаг за шагом: сделай так, потом сделай так. Пришлось абстрагироваться и стараться игнорировать звуки, которые издавала Иссоа. Я удивлялся лишь их оглушительной мощи.
– Карл, похоже, оказался единственным, кого не поверг в полную оторопь клич алуэссы, – пояснила Илассиа. – А мы с Эллафом уже слышали это однажды и, может быть, потому не лишились рассудка и не оцепенели на месте, как прочие.
– Нет, причина не только в этом, – возразила Иссоа. – Тот клич не касался вас, мои дорогие. Поэтому он не мог причинить вам вреда. Разве что прозвучал действительно очень громко. Но ведь это не музыка, где нужно думать о мере и красоте.
– А что это было? – спросил Карл.
– Проклятие, – кратко сказала Иссоа.
И без каких-либо сожалений призналась:
– Я тогда прокляла ту планету. Лиенну. Со всеми ее обитателями.
А потом со своей обычной милой застенчивостью тихо спросила всеведущее Мироздание:
– Интересно бы знать, подействовало?..
Ночной разговор
До глубокой ночи мы с Карлом обсуждали случившееся. Дети спали – они уплавались, унырялись, убегались, ухохотались, улакомились. Под конец принц Ульвен тоже принял участие в их забавах, но лишь после того, как Карл обещал ему, что начнет обучать его игре на скрипке, а Иссоа согласилась помогать, поскольку сама когда-то была ученицей Карла. Инструмент и смычок она, правда, всегда держала неправильно, да уж что с них взять, с уйлоанцев.
– Вот тебе и нежная девушка, беззащитная Froschprinzessin – Лягушка-царевна, – усмехнулся Карл, когда мы, наконец, остались вдвоем.
– Schatzi, мы ведь знали, что она – алуэсса, – напомнила я. – И ведь вы с учителем недаром выбрали ей артистический псевдоним «Лорелея».
– Никакая Лорелея не могла бы такое содеять. Юльхен, это правда было за пределами всякого понимания. Я раньше считал, что она оглушительно выла и голосила от боли и ужаса. А выходит, те жуткие вопли имели осознанный смысл.
– Ты не слышал Лусс Блумп. А я слышала.
– Лусс Блумп?
– Амфибия с Валги. Почти что наша соседка. Забыл? Живет тут недалеко, в Витанове, возле самого склона Эттая. Пожилая солидная дама, сирена двоякохвостая, sirena bicaudata, профессор, сотрудник Института космолингвистики. Специалист по языкам водных цивилизаций. Иногда ведет спецкурс в Колледже, если набирается группа.
– Никогда не встречал.
– Она сейчас редко выходит из дома. Ей трудно передвигаться. А мы с учителем к ней однажды наведались, когда выясняли подробности про русалок и алуэсс. Мы тогда записали два клича.
– С проклятиями?
– Ещё чего не хватало! Нет, один просто призывный, типа «эй, все сюда!», другой… хм-хм… эротический.
– И… как?
– А ты помнишь, какую оргию мы с тобой учинили в тот вечер? Не поручусь, что Ульвен не устроил нечто похожее своей драгоценной Илассиа. Потом те же самые кличи он проверил живьем на Эллафе, когда мы уплыли на озеро Ойо на яхте. Последствия могли оказаться фатальными. Бедный Эллаф пылко признался Иссоа в любви и кинулся в озеро, чтобы там утопиться и покончить с недозволенной страстью к сестре императора.
– Ты не рассказывала!
– Ну, зачем бы я стала… Всем было очень неловко. Иссоа накинулась на Ульвена с упреками в хладнокровной жестокости, тот сокрушенно оправдывался. Зато не осталось сомнений, что эти двое непременно поженятся, пусть не сразу. Как сказал Ульвен, «лучше ясность, чем полный туман». Он был отчасти рад, что признание всё-таки состоялось, а то неизвестно, как долго бы Эллаф молчал, а Иссоа покорно страдала. Но Иссоа тогда испугалась не только за жизнь Эллафа. Она в ужасе спрашивала, неужели она и вправду настолько опасна.