Эрнесто стукнул по столу:

– Я не разрешал тебе вставать!

Медиана снова сел. Эрнесто пожирал сына взглядом, еле сдерживая себя, чтоб не вылить весь поток оскорблений на него.

– Милый, успокойся!

– Нет, ну скажи, за что нам такое разочарование? Скажи, за что?

Апенья взяла его за руку и вывела из кухни. Вслед за ними вышел и Брок.

С балкона отец наблюдал, как тот запрягает коня, он помахал отцу и ускакал прочь. Снизу послышались какие-то звуки. Медиана сделал выпад мечом и остановился, потом, словно лавируя по волнам, он начал подводить вторую руку к рукоятке, схватив теперь меч двумя руками, он медленно, словно медитируя, присел на одно колено и, в развороте рассекая воздух, нанёс удар. Отец опустил глаза и быстро ушёл с балкона.

– Да что происходит с моими детьми? – сказал Эрнесто, схватившись за голову. – Один болван! А Фред! Я даже не знаю, что с ним случилось. Третий хотел убить меня! Я считаю, что Харрис замешан в этом! Что он сделал с Фредом?

– Да как ты можешь так говорить? – выпалила Апенья от злости, нахмурившись. – С чего ты решил, что это он? Ответь мне, с чего? Ты набросился на него и начал обвинять вместо того, чтобы разобраться. Если б ты не был таким вспыльчивым, то ничего бы этого не произошло. Ты понимаешь? Ты же отец, ты мог просто с ним поговорить, как отец с сыном, ничего больше от тебя не требовалось. Тебе уже столько лет, а ты ведёшь себя, как подросток… Мне так жаль его! Я каждый день молюсь за него! Я так хочу, чтобы он вернулся! Чтоб он всё ещё был жив.

– А я всё это время желал, чтобы он умер в мучениях! – сказал грустно Эрнесто. – Чтобы волки разорвали его. Чтобы и он понял, что такое предательство.

Апенья, вскочив с кровати, торопливо направилась к нему.

– Да как ты смеешь так говорить? – выкрикнула она с отвращением на лице, глядя ему прямо в глаза. – Что бы он ни совершил, он всё так же остаётся твоим сыном! Пока ты спал в тёплой кровати, он ходил по лесу в мороз с отрубленной рукой. Он мучился от боли и холода, и всё это из-за тебя!

– Но он хотел убить меня, дорогая!

Она ещё сильнее разозлилась:

– И ты считаешь, что ты мудрое решение принял? Того, что ты отрезал ему пальцы, было достаточно. Мы растили его с детства, мы вкладывали в него всё, что у нас было, и после этого мы же и прогнали его умирать.

– Не мы, а я!

– Нет, мы! – воскликнула Апенья. – Я мать! И я ничего не смогла сделать. Он стоял и смотрел на меня, словно прося о помощи, – из её глаз потекли слёзы, – а я ничего не сделала.

Эрнесто хотел её обнять, чтобы успокоить, но она, не желая даже прикасаться к нему, стремительно отошла к окну и уставилась на раскинувшийся перед её взором лес.

– Ты думаешь, что только тебе тяжело, Апенья, и что только ты переживаешь о нём? Я всё делал для него, я тоже заботился и любил его.

– Ты не любил! – перебила она.

– Я любил его! – возразил он.

– Нет, не любил! – выкрикнула она. – Ты лишил его наследства, отрезал ему пальцы и прогнал умирать.

Она подошла, пожирая его взглядом:

– Так ты любишь, да? Ответь мне! Это ты называешь любовью?

Эрнесто понизил тон:

– Я каждую ночь долго не могу заснуть из-за того, что я сделал с ним. Да, поначалу я желал, чтобы он мучился, но это из-за злости. Понимаешь, я вложил в него всю душу, я радовался, когда он радовался, и смеялся, когда он смеялся. Я растил и кормил его, я сутками не спал и мчался за лекарствами ночью, когда он болел, и чем он мне отплатил, а? Он избавился от Фреда…

Эрнесто хотел ещё что-то сказать, но опустил голову и впал в раздумья.

Брок был встречен самой прекрасной улыбкой на свете.

Аора обняла его: