Знак аристократии. Метка высшего света.

С нею путь в высшее общество был открыт. Как любая мать, Зинан желала своим детям только добра, а добро в ее сундуках таяло, потому что никто, кроме нее самой, в  семью денег не приносил.

Жанна, услышав добрую весть от матери, пьяно фыркнула, обдав все кругом брызгами вина, и отерла пухлой ладонью мокрый подбородок.

- Это лучший подарок мне на день рождения! - нетрезво выкрикнула она, и мадам Зинан брезгливо отвернула лицо от мощной волны перегара и пота, распространившейся от красотки Жанны.

- Лишь бы все это не напрасно было, - вздохнула тяжело Зинан. - Все ж таки, Ивонка мне тоже дочь. Как бы не пропала зря.

- Серьги сняла? - вдруг деловито и резко осведомилась Жанна. - Дай сюда! Сюда дай, сказала!

- Да на, на, подавись! - выкрикнула мать, когда налетевшая Жанна, как коршун, выхватила из ее рук крохотные золотые кусочки - последнее и единственное сокровище, что было у Ивон.

- Дура! - огрызнулась грубая Жанна, тотчас напяливая чужие украшения.

- Сама дура! - тотчас отозвалась почтенная матушка. - Дальше-то что, спрашиваю?! Подмену ты как произведешь?! Король, поди, не дурак, и не слепой. Если Ивонка тебе отбор выиграет, уж он ее рассмотрит со всех сторон! Хоть бы ты похудела, что ли… надели бы платье Ивонкино, лицо фатой завесили… как-нибудь, да получилось бы его обмануть.

Жирная Жанна насмешливо хмыкнула, поправляя крохотные сережки в толстых мочках.

- Ты мыслишь примитивно, - ответила она, явно гордясь собой, потому что в ее хмельном мозгу созрела какая- то невероятная по своей небывалой дерзости идея.  - Он все равно заметит подмену.

- Ну, и зачем тогда Ивонку было посылать? - ворчливо спросила мать.  - Шла бы сама! Может, король заставил бы тебя танцевать, или на охоте скакать на коне! Глядишь, жопу бы свою подрастрясла!

Да, в благородном семействе воспитание хромало на обе ноги как у почтенной матери, так и у юной дочери.

- Да вот еще! - окрысилась Жанна. - Мне все равно, что он там заметит!

- Чего ж тогда рвешься за него замуж?         

Глаза у Жанны стали круглые, страшные, пустые.

- Он богат, - сказала она, облизывая толстые красные губы и нервно теребя в ухе отмародерствованную сережку. - Еще говорят, что он красив.

- Что она, красота-то, - ворчливо отозвалась мать. - Твой отец тоже был красавец хоть куда, и при этом злой, как головорез. А король и того злее; и если ты получишь от него кулаком в зубы за подлог, то это еще, считай, дешево отделаешься.

Жанна приосанилась. Винные пары плотно окутывали ее мозг и нашептывали ей на уши, что она, Жанна - не простая смертная, что она лучше всех, и достойна самого лучшего. И что она этого обязательно добьется - силой своего ума, обаяния, силой своей неповторимой харизмы.

- Ты просто необразованная деревенщина! - рыкнула красотка на мать.  - Ты ничего не знаешь об отборе, а я знаю все! Не зря же я готовилась! Я вычитала все требования к невестам, и все знаю о том, что за конкурсы он придумал!

Мать недоверчиво хмыкнула.

- Да мне и надо-то, - небрежно ответила Жанна, чье самомнение с каждым глотком вина стремилось к звездам, - чтобы Ивонка на балу себя показала. Ты же знаешь, я не могу танцевать. Я… я… я ногу подвернула, вот!

- Сидя за столом, - язвительно поддразнила мать. Жанна это колкое замечание пропустила мимо ушей; она прекрасно знала, что сколько б мать не брюзжала, она все равно подчинится напору Жанны и сделает так, как той хочется.

Поможет; сотворит любую пакость, а потом будет говорить много покаянных слов и сердитых - в адрес Жанны. Но ведь это всего лишь слова, не так ли?