Так вот о чем Дезмонд говорил с самого начала. «Ты один из миллиона, кому выпал шанс вернуть все к истокам».

– Да, мальчик. Ты соберешь новый совет Четырех и обратишь все вспять.


ГЛАВА 15


– Я могу как-то освободить тебя из клетки? – мне казалось, что это не просто обычная, железная конструкция, в котором торчит двадцатифутовый гибрид, здесь нужно что-то покрепче… что-то, что могло бы удержать его в одном месте. Например, заклятия ведьм или яма, глубиной до самого ядра земли.

– Нет. Пока Кохак жив, мы останемся взаперти. Ты видишь мою сущность, то, каким я являюсь внутри. Ты бы удивился, увидев меня в человеческом размере.

Вряд ли папа напоминает прыщавого задрота с толстенными окулярами.

– Я рад, что у меня появилась семья…

– … неужели? – ядовито спросил отец. – Новость дается тебе с большим трудом, нежели я отгрызаю себе ногу, когда хочу есть. – Я не мог не скривиться от того, что промелькнуло в голове. – Ты все еще сопротивляешься.

– Двадцать шесть лет своей жизни, я был сиротой. Как еще я должен был принять правду? Как вообще ты допустил, чтобы я оказался в руках Соломеи и Августа?

– Так ты хочешь знать, как это произошло? – он изогнул губы в улыбке. – Когда стало известно, что ждет совет Четырех, было принято решение о наследниках. Я любил Катарину и хотел создать с ней семью, что было невозможно. Пока совет искал подходящие сосуды, я забрал ее из хранилища и спрятал в своем доме.

– Ты держал ее здесь? – не приведи господь, если это так. Моя мать не заслуживала того, чтобы спать на засаленном матрасе, среди антисанитарии. И зачем та чертова цепь?

– Помнишь, что ты сделал с человеческой женщиной? – Дезмонд склонил голову набок, пристально всматриваясь своими дьявольскими глазами. Я тут же ухватил себя за грудь, ощутив болезненную пульсацию в районе сердца. Такое невозможно не забыть, не вырвать из сознания. Время лечит, но до всего дерьма, не проходило и минуты, чтобы я не вспоминал, что сотворил с Алисой. – Ты хотел сделать ее своей. Заявить свои права. Цепей было больше, и все они были предназначены для меня. Оракулы очень хрупкие и уязвимые создания.

– А что происходит с оракулами на исходе тысячелетия? Они умирают? – Соня говорила о смерти двоих. Не потому ли, что кто-то перегнул палку?

– Они бессмертны. На исходе тысячелетия, провидицы лишаются оболочки, но душа отправляется в хранилище. Там они ведут летописи совета Четырех.

Как же оракулы бессмертны, если они уязвимы? Что-то я не пойму.

– Бессмертны для других, но не для королей и их наследников.

Лаааадно.

– Ты обложил себя цепями, чтобы не убить мою мать, я правильно понял?

– Да. Но даже с ними, я причинил ей боль. – Дезмонд отвел взгляд в сторону, сдвинув брови. – Оракулы невинны.

Приехали… не удержавшись, я бросил взгляд на причиндал отца, съежившись только от одной мысли, насколько маме было больно принять такой агрегат.

– Не тебе, судить меня, сынок! – раздраженно прошипел он. – Это то, кем я являюсь. И она приняла это.

– Хорошо, я понял. – Я поднял ладони, дескать – сдаюсь, можешь продолжать. – Что дальше?

– Твоя мать забеременела, а спустя семь месяцев, у меня на пороге появился Руэри. Он знал, что я сделал, и он хотел твоей смерти, потому что осквернение оракула, это непростительное преступление. Руэри сказал, что Катарина больше не сможет вернуться в хранилище. Она лишилась своего предназначения, раздвинув для меня ноги. – Дезмонд злобно сузил глаза. – Я едва не вырвал ему за это кадык. – Он шумно втянул носом. – Я сказал, что сделаю это. Убью тебя, в обмен на возвращение Катарины.

Я не ослышался? Отец только что сказал, что согласился прикончить меня, ради любимой женщины? Вот это удар под дых всему, во что я хотел поверить. И как после такого, можно радоваться воссоединению с отцом?