Я выключила чайник, насыпала в кружку быстрорастворимый кофе и залила его водой.

А что это, интересно, Виктор делал на моём диване? Неужели мы с ним!.. А как же Глеб? Не могу поверить, что он всё видел! А как тут не видеть! Квартира маленькая, тут плюнуть негде, не то, что спрятаться. Даже если не захочешь, всё равно увидишь. А сын у меня любопытный.

Я посмотрела на часы и опять завизжала. Четверть десятого! Я же опоздала на работу! Ну, Антонова, ну, удружила. Теперь с этими её пьянками меня и из столовки вышвырнут.

Разбуженный моим нечеловеческим криком сын лениво открыл глаза, потянулся, окинул меня пренебрежительным взглядом и философски изрёк, подражая Светке:

– Совсем сдурела, Козлова. Девять утра, и чего тебе не спится?

– Так на работу же, Глеб, – неуверенно возразила я. – А кому-то ещё и в школу!

– Точно сдурела, – сам себе ответил Глеб, отворачиваясь к стенке. – Сегодня второе. Мир. Труд. Май.

Я с облегчением вздохнула. Ну, конечно же, сегодня мы отдыхаем. Слава Богу, у меня ещё хватит времени собраться с мыслями.

Я растолкала сонного Глеба, усадила его рядом с собой и потребовала:

– Давай рассказывай, что вчера было?

– Ну и перегарищем от тебя несёт! – брезгливо отвернулся от меня Глеб.

Я пристыжено опустила глаза, шмыгнула носом, но тут же взяла себя в руки и, хлопнув рукой по столу, сказала:

– Прекрати издеваться над матерью! Быстро отвечай, что вчера было.

– Вчера мне было за тебя стыдно, – признался Глеб, и я окончательно упала духом.

В голове сразу же представилось, как я с Виктором кувыркаюсь на диване, а бедный мальчик со слезами на глазах наблюдает за развратницей-мамашей.

– Так меня опозорить, так опозорить! – сетовал Глеб, хватаясь руками за голову. – Перед таким мужиком опозорить!

– То есть? – с подозрением спросила я, покосившись на сына.

Если между нами с Виктором что-то было, то я не представляю, как могла опозорить моего мальчика перед новым знакомым. Может, просила фотографировать процесс? Маловероятно, хотя бы потому, что у нас нет фотоаппарата. Тогда что? Может, некачественно изображала страсть? Это уже более правдоподобно. Мой любознательный сын, насмотревшись вульгарных порнокартин, считает, что всё, что показано в фильме, непременно должно соответствовать реальности. Конечно же, я маститой порнозвезде соответствовать не могла. Да тьфу, о чём я думаю? Да ещё так спокойно, как будто речь идёт о погоде! Креста на мне нет, совести и стыда тоже.

Перед глазами всплывали картины одна другой хлеще. Если бы не мой сын, то я, наверное, в своих фантазиях смогла бы уйти запредельно далеко. Но Глеб, не замечая моего отсутствующего вида, начал проводить просветительскую деятельность.

– Он привёз нас домой, – сказал сын, – дотащил тебя, пьяницу, до квартиры, а ты бессовестно рухнула в коридоре, подложила под голову половичок и сказала, чтоб тебя никто не трогал.

– Ну и, – поторопила я, всё ещё не отпуская от себя мысль о разврате. – Никто не трогал?

– Да кому ты нужна такая? – отрезал Глеб. – Как тебе не стыдно! Ты храпела так, что у меня уши в трубочку от позора сворачивались.

– А дальше? – с надеждой на лучшее спросила я.

– Дальше ты решила, что тебе нужно в туалет. Это, конечно, дело полезное, но ты почему-то не подумала, что он может понадобиться ещё кому-то, кроме тебя. Ты закрылась на шпингалет и, похоже, уснула. Так что дядя Витя водил меня в два часа ночи к соседям.

Я схватилась руками за голову.

– Боже мой! Теперь все соседи будут тыкать в меня пальцем.

– Будут, – порадовал меня сынок. – Ещё как будут. Короче говоря, мы уже решили взламывать дверь. Мало ли, что там с тобой случилось. Но тут, ты сама – представляешь, сама! – не без ехидства подчеркнул любимый сын, – вырулила из сортира, послала всех на три весёлых буквы и легла спать.