«Сто лет одиночества» Габриэля Гарсия Маркеса – вечная, ни с чем несравнимая классика. Впрочем, бешеный ритм современной жизни превращает творчество бессмертных гениев в испытание для большинства читателей.

Подозрительно взглянув на все еще подпрыгивающий телефон, мужчина протянул к нему руку только после пятой недовольной трели. Если у кого-то хватало терпения выдержать столько безответных гудков, причины этого должны были стоить его внимания. К тому же он специально выбрал Bowery Grand Hotel – третьесортный неприметный отель, постояльцы которого лишались радостей гостеприимного обслуживания, взамен окружая себя уединением и спокойствием. Мужчина сознательно селился в дешевых отелях – не из-за жадности или желания сэкономить – в таких местах никто не проявлял к тебе повышенного внимания, не пытался завести беседу или напроситься на свидание. Одиночество, сравнимое со свободой. Столько же осторожно он сообщал кому-то о месте пребывания в поездке и раздавшийся звонок от этого удивлял еще больше.

Комнату наполнял джаз, единственная музыка, проливающаяся на душу, способная вовлечь в безмолвный разговор. Он ценил такие вечера – без галстука – превыше всего, без оглядки погружаясь в головокружительную перекличку игры гармонии и контрапункта, спонтанности и витальности. Уже подняв трубку, он сделал потише льющуюся из колонок музыку, как раз когда глубокий мужской голос запел:

«Если когда-нибудь и существовал мужчина

Кто был щедрым, милым и добрым

Это был мой отец»5.

И только затем произнес «Алло».

– Не могу поверить, ты только что выключил одну из лучших композиций Сильвера? – удивленно выдохнули в трубке. – Ах ты старый черт!

– Всего лишь сделал тише, – улыбнулся мужчина. – Большая разница.

– Подожди, дай мне убедиться, – шикнул собеседник и после небольшой паузы удовлетворенно добавил. – Да, я все еще слышу саксофон Джо Хендерсона.

– Рад, что угодил тебе, Джимми, – засмеялся мужчина. – Но у меня отпуск, и я дал тебе этот номер из чистой вежливости. Что-то случилось? Тогда будь добр начать этот разговор как полагается.

– Ах так, ну что ж. Полицейское управление Уотертона, комиссар Джеймс Томпсон, – откашлявшись, официальным тоном произнес собеседник. – Пора бы вам вернуться на службу, Густав Рогнхелм.

Прикрыв глаза и позволив себе счастливую улыбку, Густав замер, наслаждаясь этой минутой. Он проводил в Нью-Йорке отпуск – заслуженный, оплачиваемый, но все же связанный с работой – и втайне надеялся, что в управлении не только заметят его отсутствие, но и оценят его незаменимость. И в следующий раз оформят все как командировку, избавив его от позорных выпрашиваний.

– Знаешь ли, я еще не успел увидеть Бруклинский мост, – нарочито растягивая слова, начал перечислять Густав. – И уверен, что со смотровой площадки Рокфеллер центра открывается поистине великолепный вид. Жить не смогу, зная, что был так близок к нему и упустил возможность.

– Если приедешь, куплю нам с тобой билеты на «KW Titans»6. Давненько мы не выбирались куда-то вдвоем.

– Я согласен только на «Toronto Raptors»7. И только если позовешь с собой сына – он отличный паренек, пора ему уже тянуться к прекрасному.

Расслышав на том конце провода приглушенный смех, Густав понял, что билеты на игру уже у него в кармане. Дружба с начальником – явление редкое, но, если уж она вас коснулась, считайте, что устроились на лучшую работу в мире. Временами Густаву казалось, что он остается на работе только ради Джимми – веселого и бойкого старичка, который по возрасту мог бы заменить ему отца, но все еще работал ради хорошего жалования начальника полицейского управления. И потому, что в маленькой канадской деревушке Уотертон преступления происходили реже Рождества.