Так или иначе, за время пребывания в Уотертоне он успел несколько раз пожалеть о собственном выборе и даже пытался написать заявление о переводе обратно, но каждый раз рвал или терял его и оставлял эту идею – ему нравилось спокойствие деревенской жизни, неспешный бег времени и тесная связь немногочисленных жителей. И так уж вышло, что из всех сотрудников полицейского управления Уотертона он был единственным, кто расследовал дела об убийствах не бытового характера. На самом деле, всякое бывало, ведь деревушка в глуши Канады преступностью не баловала. И этим утром он был незаменимым сотрудником, посланником судьбы для Джеймса Томпсона, в один миг пожалевшего, что не ушел на пенсию по достижению возраста, и все усложнялось одним фактом – на место преступления Густав явился последним. С дикой головной болью, заставляющей его завидовать судьбе убитого.

О том, что произошло убийство, Джеймс Томпсон выпалил сразу, стоило только Густаву сказать ему о своем приезде. В старом поместье Гренхолмов найден труп молодой девушки, предположительно Софии Бондар – владелицы. По крайней мере, это следовало из документов в ее сумочке в прихожей. Даже по телефонному разговору Густав почувствовал, как ошарашен комиссар и со своей стороны приложил все усилия, чтобы появиться на месте преступления как можно скорее. Однако ситуация осложнялась еще и тем, что все сотрудники управления уже прибыли на место преступления и встретить коллегу с вокзала не могли.

И все же Густав не привык сдаваться. Сочетание слов «убийство» и «поместье Гренхолмов» прозвучали как послание небес, учитывая, что последние недели он посвятил изучению этой семьи. Забыв о гордости, суперинтендант проделал путь до поместья в старом ржавом пикапе, доверху набитом сеном, – его согласился подвести местный фермер, не преминув возможностью обсудить с попутчиком последние новости.

И все же самообладание подвело Густава, стоило ему только увидеть дом. Старинный двухэтажный особняк сейчас представлял собой достаточно дикое, первобытное сооружение. Некогда роскошный дом с большими окнами, широкой лестницей, блестящей на солнце черепицей без должного ухода зарос листьями винограда и утратил свой лоск. Густав застыл возле кованной, местами проржавевшей ограды вовсе не из-за боли или нежелания входить в давно пустующий дом. Входная дверь оказалась распахнутой настежь, изнутри раздавались обрывки десятков разговоров – никто не подумал об осторожности, сохранении улик и экспертизах.

Пересилив желание вышвырнуть нерадивых коллег по очереди из дома за грудки и всеми силами стараясь игнорировать головную боль, Густав переступил порог, осматриваясь. Задав пару раз единственный вопрос, который в настоящий момент имел значение, «Где комиссар Томпсон?» и, получив в ответ лишь рассеянные пожатия плечами, суперинтендант Рогнхелм направился туда, где раздавалось наибольшее количество голосов.

Переступив порог одной из комнат, Густав почувствовал, как злость черной пеленой накрывает его обычно бесстрастное сердце, и с трудом подавил в себе желание закричать. Если раньше ему казалось, что ситуация вышла из-под контроля, то сейчас перед его глазами предстал ад констебля – намеренная порча улик. Ирония заключалась лишь в том, что занимались этим сами сотрудники полицейского управления Уотертон.

Обойдя пару коллег, покосившись на труп и удивленно вскинув брови при виде торчащего из груди меча, Густав направился прямо к Джеймсу Томпсону – благодушно беседующему о чем-то с Аароном Дэйли с таким невозмутимым лицом, словно обсуждал рыбалку – и хлопнул его по плечу.