Позволив ей упасть на пол, задыхаясь от боли, я выудил из кармана амулет, инкрустированный настоящим рубином, напоминающий довольно большую каплю. Я знал, Ванесса, конечно же, знал, что София не может стать той, кто снимет с меня проклятие, но должен был убедиться. Лужа черно-красной крови увеличивалась, я искупал в ней священный артефакт, символ нашей любви, и клял себя за то, что жду, замирая. Дрожащими пальцами стянул кожаную перчатку с одной руки, но ничего не изменилось.

Поднимая голову, все еще пребывая в некоем подобии оцепенения, мои глаза поймали в отражении висящего массивного зеркала взор двойника. Это лицо, Ванесса, видела бы ты мое лицо, как ненавидел я его в ту самую минуту, до чего отвратительные черты, преисполненные глупейшей надеждой и чистейшим разочарованием. Унижение, вот что в тот миг почувствовал я, глядя на собственную беспомощность. Хватит, хватит думать об этом! Теперь, особняк будет принадлежать Элисон и ее дочери, эта мысль стала великим утешением. Желают они того или нет, но им придется вернуться, вспомнить о том, кто они есть, дотронуться до корней, от которых были оторваны.

Канада, провинция Альберта, деревня Уотертон, 2019 год.

Солнечные лучи нежно ласкали кожу, теплыми прикосновениями касаясь оголенной кожи рук, и торса. Прикрыв глаза, мужчина купался в них так же, как и в водах моря, волнами облизывающих ступни. Он медленно переставлял ноги, преодолевая сопротивление воды, зовущей его обратно в свое бескрайнее царство, и вскоре ленивые, потерявшие свой напор волны уже лизали его икры. Умиротворение и спокойствие – кажется, он искал этого так долго, хоть и был доволен своей повседневной жизнью.

Справа от себя он скорее почувствовал, чем увидел движение – легкий, воздушный образ. Длинные стройные ноги, плоский живот, обтянутый бифлексом12 яркой расцветки, хрупкие тонкие руки, в которых, он знал, таились нежность и сила. Порыв ветра растрепал ее волосы и пряди светлых волос метнулись вверх. Как самые непослушные водоросли. Как сотни молний, на неспокойном небе.

И теплый, упоительный воздух наполнился смехом – переливами тысячи колокольчиков. Звуком, обволакивающим его сердце. Не сдержав улыбку, он прикрыл глаза, наслаждаясь моментом, впитывая в себя картину происходящего, и вздохнул полной грудью соленый воздух. Одинокая капля, должно быть, оставшийся след морского царства медленно покатился по его виску, заставив открыть глаза, прервав блаженство.

Густав Рогнхелм, суперинтендант полицейского управления Уотертона, открыл глаза и стер каплю пота с виска так резко, что едва не сбил с головы неизменную псевдо-ковбойскую шляпу. Видение тут же исчезло, оставив нотки сожаления и печали. От яркого света перед глазами тут же заплясали огни, и поморщившись, мужчина сжал переносицу пальцами в надежде облегчить головную боль.

Боль преследовала его все утро и была такой силы, что временами Густаву казалось, что его голову засунули в мясорубку. Очень старую, ржавую мясорубку. Покидая здание вокзала, он вытащил телефон в надежде выторговать у Джимми, еще один выходной день, но едва услышав в трубке его серьезный, напряженный голос, понял, что в арсенале у него остались только молитвы о смягчении непрекращающейся боли.

Когда Густава Рогнхелма спрашивали, почему он решил стать суперинтендантом, и что привело к его переводу в тихую деревушку Уотертон, он ощущал внутреннее чувство пустоты. Мужчина точно знал ответ на эти вопросы, не мог не знать – это его жизнь и его выбор, и все же так и не смог вытащить глубинные причины на поверхность. Как будто он спрятал куда-то банку варенья и теперь не может найти, точно зная, что оно было безумно вкусным.