Разглядывая себя в зеркале гардеробной двадцать минут спустя, Элисон улыбнулась, подумав, что боги, какими бы сердитыми они сегодня не были, наконец проявили к ней должное милосердие. Она не только добралась до музея чуть раньше назначенного времени, но и сохранила свой утонченный внешний вид, несмотря на все старания непогоды. Оставив в гардеробе жакет и мокрый зонт, она тут же погрузилась в привычный для себя мир искусства. Узнав у администратора, что мистер Блэкмунд – директор музея – еще не освободился, женщина предупредила, что будет в Большом вестибюле и поднялась на второй этаж.

Бруклинский музей был одним из ее любимых. Не только из-за большого количества редких экспонатов, но и потому, что к оценке подлинности некоторых она сама приложила руку. Элисон часто мечтала, как приведет сюда дочь, погрузит ее в эту атмосферу спокойной красоты и умиротворения, сотканного в паутине времени, но желаниям не суждено было сбыться. От мыслей о Мелоди в груди что-то неприятно сжалось, но отбросив тревоги, Элисон направилась к фреске «Манифест судьбы» Алексиса Рокмана, украшавшей мезонин. Выполненная маслом по дереву картина поражала не только красотой и детальностью, но и размерами – восемь на двадцать четыре фута2. Элисон всегда ощущала трепет рядом с таким подтверждением таланта и кропотливого труда, величием человеческого воображения. Сложно представить сколько долгих часов потребовалось художнику на создание этой красоты и сколько сил, чтобы не бросить работу на полпути. И каждый раз она, посещая музей, останавливалась возле этой картины, рассматривая корабль, птиц и удаленный горизонт. Впрочем, сегодня ее мысли были далеко – она подумала, как чудесно было бы увидеть не менее величественную картину Александра Иванова, возможно исполненную даже большего смысла. «Явление Христа народу», вот о чем она подумала в этот миг. Когда-нибудь они вместе с Мелоди ее увидят.

– Мисс Гамильтон, рад вас видеть, – теплая мужская рука легла на плечо Элисон, нарушая ее уединение. – Вижу, вы уже погрузились в нашу атмосферу.

– Просто не могла не бросить на нее взгляд, это что-то вроде ритуала посещения музея, – засмеялась Элисон. – Извините, если заставила себя ждать.

– Напротив, я рад видеть в вас такую любовь к искусству.

Мистер Блэкмунд галантно предложил ей руку, и, взяв его под локоть, Элисон послушно позволила себя увести от предметов искусства, которые так обожала, к представителям высшего общества, большинство из которых презирала. Едва войдя в зал, она тут же ощутила на себе оценивающие взгляды светских львиц, женщин одного с ней возраста, и искренне улыбнулась, увидев зависть на лицах. Ничего так не грело ей душу, как осознание собственного превосходства – она, некогда выросшая в деревне, смогла не только сделать себе имя и карьеру, но и добиться утонченности и привлекательности недоступной женам богачей, приглашенных в общество по праву рождения.

Следующие пару часов она под неусыпным руководством мистера Блэкмунда переходила от одной группы людей к другой. Подразумевалось, что в этот вечер состоится первичная оценка экспонатов новой выставки, но стоило только Элисон обратить свое внимание на что-то родом из Ближнего Востока, как над ухом тотчас зазвучал легкомысленный щебет одной из дам, чья активность подпитывалась не столько интересом, сколько пузырьками шампанского, заметно убывающего в бокале.

– Мисс Гамильтон, вы просто обязаны раскрыть нам свой секрет, – ехидно произнесла дама, подошедшая к своему мужу, с которым Элисон разговаривала уже некоторое время. – Глядя на вас даже невозможно представить, что вам уже столько лет. Уж не ведьма ли вы?