– Да, моя дорогая. – я убрал горько пахнущий платок в карман брюк.

– Спасибо вам, доктор. Вы мой спаситель. – уже готовая отдаться дреме, она продолжала радостно улыбаться.

Муж ее бросился ко мне, едва я появился на пороге, вскочил, чуть не уронив стул.

– Как она, доктор? – беспокойство его было несомненным и мне даже показались странными, мстительными и, возможно, лживыми слова женщины.

– Уже лучше, мой дорогой, – я положил руку на его плечо. – Но не следовало доводить ее до такого состояния.

– Я уже не знаю, что и делать, доктор. – смущенно опустив взор, он показался мне готовым зарыдать.

– Как часто вы производите соития? – я передал Каброссу не понадобившийся саквояж, втолкнул левую руку в пиджак.

– Один раз в неделю, как и полагается. – возмущение его было таким, словно я обвинил его в использовании поддельных векселей. – Каждую ночь с субботы на воскресенье.

– Следует делать это дважды в неделю.

– Доктор, вы же знаете, что это невозможно. – голос его стал тише, как будто я подговаривал его на совершение преступления. – И даже опасно.

– Полагаю, не так опасно, как считается. – Кабросс протянул мне перчатки, но я покачал головой, предпочитая обойтись без них. Правая рука моя все еще дрожала и мне не удалось полностью стереть с нее впитавшиеся в кожу женские истечения. – Мой однокурсник опубликовал статью в прошлом году. Согласно его исследованиям, последствия двух совокуплений в неделю не будут такими уж разрушительными. Все негативное можно будет восполнить витаминными составами.

– Прошу извинить меня, доктор, но пока эти новомодные исследования не будут подтверждены, я не рискну так разрушать свой организм. – он вздохнул с некоторым, как мне показалось, печальным сожалением и попрощался со мной, не способный избавиться от мечтательной тоски во взоре.

Обратный путь я провел в тягостной дремоте, увлекшей меня видениями неких темных существ, радостно тянувших ко мне когтистые лапы и возмущавшихся, обнаружив мою плоть призрачной и пустой. Разочарование их смешило и радовало меня и потому я с довольной улыбкой очнулся ото сна, потревоженного открывшейся дверью.

Выбравшись из машины, я уже собирался сделать шаг по узкому тротуару к калитке в высокой черной ограде моего дома, когда мужчина в сером костюме, замеченный мной ранее напряженно разглядывающим мой автомобиль, бросился в мою сторону. Кабросс возник между нами, препятствуя возможному нападению. У меня почти не имелось недоброжелателей, но несколько раз жизнь моя оказывалась под угрозой. Однажды мне удалось разоблачить притворявшегося волаптологом похотливого мошенника, а в другой раз ревнивый муж, неспособный доставить удовольствие своей жене счел меня виновником их расставания. В каждом из тех случаев, угрожавших мне оружием и расправой, присутствие Кабросса оказалось для меня спасительным, за что он был вознагражден в размере его годового жалования.

– Прошу прощения, – мужчина остановился, с испугом глядя на моего слугу, производившего, следовало признать, весьма внушительное впечатление уже одним своим ростом и массивным телом, источавшим ощущение неостановимой силы. – Я хотел бы поговорить с господином доктором.

Из кармана сюртука он извлек визитную карточку, протянул ее Каброссу. Не сводя глаз с мужчины, тот передал мне отливающую кремовым золотом бумагу. Взглянув на нее, я коснулся руки своего слуги, вынуждая его отступить в сторону.

– Господин Аккоре, – я приветственно кивнул. – Прошу простить моего слугу. Он очень беспокоится о моем благополучии.

– Я понимаю. – обозначивший себя инженером, он больше напоминал одного из тех превозносящих дерзость юных мечтателей, каких я нередко встречал в столичных салонах. В глазах молодого мужчины я наблюдал тот же требующий от мира наслаждений требовательный и пытливый блеск, в движениях его рук мне виделись жесты любителей машин, очарованных стальной новизной, а таящая яростные замыслы улыбка встречалась мне у тех, кто полагал уничтожение необходимым условием для некоего всеобщего и всеобъемлющего усовершенствования.