– Не следует бояться, мой дорогой. – я закрыл журнал. – Вы совершите первый половой акт со своей женой и, конечно же, потратите немало сил, но они быстро вернутся. Что касается профессиональных дефлораторов, то они угасают достаточно быстро. В частности, тот человек, о котором я упомянул, в возрасте сорока лет уже выглядел совершенной развалиной и не мог существовать без целого вороха лекарств.
– Ваша профессия так же опасна? – подобно большинству увлеченных техникой, он мало что знал о медицине.
– Нет. Поскольку я не совершаю полового акта, то теряю лишь незначительную часть жизненной энергии, обычно уходящей с ним. Конечно, в этом тоже есть неприятные стороны, но хорошее питание и некоторые особые препараты позволяют мне быстро возвращать потерянное здоровье.
– А как же девушки? Ведь их первое соитие происходит с совершенно незнакомым мужчиной. – должно быть, он вообразил себя мужем такой женщины и, как и следовало, воспылал возмущенным непониманием.
– Дефлоратор не воспринимается ими как мужчина. Культурное и общественное убеждение таково, что никто из мужчин никогда не будет ревновать к дефлораторам. Они только благодарят их за сбереженную силу, которую не пришлось тратить на преодоление плевы. Профессия дефлоратора пользуется уважением и приносит немалый доход. Они становятся популярными и знаменитыми, книги их воспоминаний расходятся огромными тиражами. Конечно же, жизнь их коротка. Мало кто из них доживает хотя бы до пятидесяти, но и к этому возрасту приходит с огромным количеством болезней, делающих жизнь нестерпимой. Большинство кончает с собой.
– Возможно, я предпочел бы обратиться к такому специалисту. – пораженный, Иоганн опустил глаза и шепот его был полон смущенных сожалений.
– Полагаю, вы хотите поговорить и о вашей супруге. – следовало вернуть его к затруднениям в его собственной жизни.
– Да, доктор. – он встрепенулся.– Видите ли, уже после первой нашей неудачной попытки она очень обозлилась на меня. После второго раза, когда я полчаса пытался войти в нее, она два дня кричала на меня. Когда я уходил из ее спальни в третий раз, в мою голову прилетела цветочная ваза. – рука его приподнялась, попытавшись добраться до все еще болевшего места. – Теперь она кричит уже четвертый день, не позволяет мне прикоснуться к себе и говорит, что больше не позволит никакой близости. Два дня она вообще не выходила из спальни. Говорят, что вы можете успокоить любую женщину. Я имею представление о том, что делают волаптологи, но ведь она же девственница. Мне очень нужен ваш совет, доктор.
Несчастную девушку вполне можно было понять. Сама мысль об очередном повторении той боли должна была вызывать в ней сожаления о замужестве и нежелание подпускать к себе мужчину.
– Вам следовало обратиться ко мне раньше. Есть способ и в случае с девственницами. – учителя мои предусмотрели многие случаи, на изучение которых уходило два года обучения.
– Какой же, доктор? – в нем видел я уже больше любопытства, чем страха и это радовало меня. – Как это возможно?
Несколькими предложениями я объяснил ему. Лицо его мгновенно побледнело, глаза широко расширились, он мелко задрожал, выхватил из кармана платок и прижал его ко рту. Тело его сотряслось от рвотных спазмов, но все же ему удалось удержаться.
– Простите, доктор. – сворачивая платок, на котором осталось темное пятно, он не мог посмотреть мне в глаза. – Я, должно быть, слишком впечатлителен. Правду говорят, что настоящий врач не может быть брезгливым.
Равнодушно пожав плечами, я рассказал, как ему следует подготовиться самому и что сказать жене. Случай его я счел неотложным и потому уже на следующий день появился в его доме, маленьком двухэтажном строении на окраине города, слишком близко расположенном к верфям, чьи коричневые трубы, извергавшие хрупкий темный дым, казавшийся неподвижным, древним, истлевшим, поднимались над верхушками неохватных яблонь, колеблющиеся в дремотном зное.