Эмиль подошел к незаметной двери, утопленной в стене. Отпер ее и нырнул внутрь, включил тусклый свет. Он подал руку, чтобы помочь перебраться через высокий порожек, но я ее проигнорировала.

– Я сама.

Раньше мне нравилось, когда мужчина опекает. Нравилось опираться на сильное плечо, мечтать, что он мой защитник. После того, как муж стал опекуном на самом деле и обращался со мной, как с тяжелобольной, захотелось самостоятельности. Через порог я еще способна перебраться. Я не настолько слабая.

– Пойдем, – хрипловато позвал он.

Я шла за широкой спиной мужа, кутаясь в плащ, и было почти не страшно. Смотрела в пол: грязный, заваленный хламом. Под подошвами хрустел мусор. Я справлюсь. Я здесь. А все что случилось, осталось в прошлом. Пистолет за поясом не придавал уверенности – из-за него я нервничала еще больше.

Эмиль остановился напротив разбитого дверного проема и вошел в комнату. Ободранные стены – до кирпича, разбитые окна. Пол завален досками и кусками штукатурки. Среди мусора лежал человек. Мужчина.

Скорчился на боку, поджав связанные руки и ноги. На голове черный мешок. Как только мы вошли, он начал громко сопеть. Услышал нас – сор шелестел на каждом шагу. Эмиль обошел его, ухватил за шкирку и вздернул на колени.

Тот издал сдавленный звук, нащупывая ровное место среди битого кирпича. А не было таких мест. Придется на камнях стоять.

– Заткнись, – велел Эмиль, в руке появился нож, он хотел разрезать путы на запястьях. Тот притих и опустил голову, словно смирился с судьбой.

– Не надо, – прошептала я, догадываясь, чего он хочет.

Только не ставь его на колени с руками за головой… Не напоминай.

– Как скажешь, – буркнул Эмиль, и сорвал черный мешок.

Парень выпучил глаза и безмолвно заорал – рот был заклеен скотчем. Мокрый, взъерошенный, с красным лицом… Сильно избит – очень сильно. Распахнутые голубые глаза кричали о помощи так откровенно, что я непроизвольно отступила.

– Он, – сказал Эмиль.

Я его не знала. Лет двадцать. На студента похож. Может такой избивать и насиловать женщину?

Я запомнила только первого. Лица остальных навсегда остались в тумане. У последнего был медальон с гравировкой льва. Месяцы эти воспоминания отравляли душу всякий раз, когда я видела что-то круглое и блестящее. Я их все задавила. Только так и смогла жить.

В распахнутой на груди рубашке украшений не было.

– Не помню, – выдавила я. – Я не знаю, он это или нет…

– Это был не вопрос! – огрызнулся Эмиль. – Он, я сказал!

Парень что-то проорал сквозь кляп и на коленях пополз ко мне. Мой муж обнажил пистолет и прицелился в спину. Парень догадался, что на мушке и замер. Смотрел на меня и безмолвно молил о пощаде. Очень натурально – как будто невиновен. Эти отчаянные глаза сводили с ума.

Захар вел себя иначе – кичился, что насиловал меня. У этого же весь вид кричал – спасите!

– С чего ты взял, что это он? – пробормотала я.

Ноль реакции. Можно биться головой об стену – Эмиль не ответит. Упрямый.

– Можешь убрать кляп?

– Не доверяешь мне? – цепко спросил он. – Что ты хочешь услышать? Я его допросил. А ты здесь не для того, чтобы задавать вопросы, Дина!

Голос стал громче – Эмиль раздражался. Черт, я не знала, что будет так трудно.

– И что, он признался?

Неожиданно Эмиль врезал кулаком в стену. Я опустила глаза, чтобы не видеть, как он психует – страшное зрелище. Переводчик не нужен – не признался, но спорить с мужем не было сил. Он верит в то, что говорит.

– Наслаждайся! – Эмиль сорвал скотч со рта парня.

– Прошу вас! – в тихом крике было столько эмоций, что от них задрожал воздух. – Прошу, скажите ему! Я никого не насиловал, поверьте, я не мог!.. Умоляю, помогите, он убьет меня!..