Он прибыл через полчаса, если не позже, я устал смотреть на экран сотового. Спохватился, напрочь позабыв о моем визите, открыл дверь, пригласил на кухню. Предложил налить, хорошо, только чаю. Удивительно, но в субботний вечер, когда обычно собутыльники собираются похорошеть, под хмельком был один только Борщов. Видимо, частые визиты следователя нарушили их «мушкетерскую» традицию, как ее назвал сам Гусев. Я еще спросил, отчего так.

– Ну как же, три мушкетера, – тут же принялся пояснять он, подливая душистый чай из шиповника с чабрецом и подкладывая кусочки пирога, извлеченного из недр объемистого холодильника.

– Но вас четверо.

– И их четверо было, про гасконца не забудьте.

При всем разгильдяйстве Василий оказался самым обстоятельным и обаятельным из всей честной компании. Он твердо запомнил время прибытия Шалого, уверяя меня, что это случилось еще до того, как он принял на грудь первую стопку, то есть в половине пятого. Сослался на доминошника, который – и это тоже традиция, – ежепятнично раскладывал во дворе дома кости со своими товарищами, обычно, стучали они по часу-полтора, до новостей. И выходили всегда в одно время. Гусев последние полтора года перебивался случайными заработками, неудивительно, что обычаи соседей были ему столь хорошо известны. Я надавил на него, проверяя, хорошо ли он помнит события того дня. Оказалось, так себе, но главное, время может подтвердить Ефим, тот самый доминошник, который прогонял их от стола, где уже раскладывал кости, предвкушая захватывающие партии.

– Я почему запомнил: он всегда выходил во двор, как жена начинала свой сериал смотреть. Они постоянно собирались, скверная погода или хорошая. Если шепчет – на улице, если холод или дождь, в подъезде, вы видели, места там много, можно устроиться. В выходные там студенты под пивко собираются, а эти пятницы облюбовали. Погода в конце марта, помню хорошо, теплая стояла, самое оно посидеть.

– Вы тоже в любую субботу собирались?

Гусев кивнул.

– Если форс-мажора какого не случилось у наших. Или мой племянник гараж вдруг занимал, у него еще один есть, женин, а этот под ремонт или чего схоронить ценного от глаз жены. В тот день градусов семнадцать было, очень тепло, я в куртке распарился, пока ждал. Первым как раз Авдей подошел, мы с ним только присели, как доминошник вышел. С ним и сцепились, но потом ушли накатить, а когда вернулись, тут уже и Кацап пришел, а следом и Егорыч.

– Его долго ждали? – зачем-то спросил я. Гусев подумал немного.

– Точно не скажу, наверное, да. Мы уже хорошие были, я в такое время за часами не слежу. А как моя половина начнет из окна пилить, так и закругляемся. В тот день похоже вышло.

– Шалый вам ничего не рассказывал про девочку?

Он сперва не понял, о чем я, потом сообразил.

– Нет, у нас разговоры другие ведутся. Егорыч хвастает, что стащил с завода, мелочь всякую, он как сорока-воровка, вечно все тырит. Я анекдоты рассказываю или чего из жизни забавное припоминаю. Авдей, он что-то такое, как бы сказать, интимное про женщин говорит. Или про футбол. Он за наш «Механизатор» болеет, как и Кацап. Но тот больше молчит, или тоже о футболе. А когда похорошеем, я уж не помню, о чем беседуем. В голове не откладывается.

Василий прав, он действительно был компанейским человеком, пусть и несобранным, безалаберным, но не вздорным. Отвечал охотно, вопросов лишних не задавал, подливал чаю и подкладывал пирог, купленный, возможно, к моему приходу. Или чьему-то еще, запамятованному прежде.

Еще подумалось, как таких совершенно разных людей смогла объединить выпивка. Или у них имелось общее прошлое, о котором мне попросту не известно?