Я спокойно дожил до восьмого класса и отбыл на волю. Наша классуха лично подсказывала мне на экзаменах – ей хотелось освободиться от ярма в моем лице и не потерять статус Великого педагога-тысячника, способного перевоспитать любого засранца в Строителя Коммунизма.

Не смогла, чего уж там. И не то чтобы я был такой подлец распоследний, просто я всегда был сам при своем мнении. Даже в пионеры я вступал отдельно, потому что на общешкольное мероприятие я опоздал, на классное – прогулял. Потом меня просто прижали к доске, выдавили из меня клятвы – раз порядок такой, и повязали. От комсомола я уже умышленно откосил – сказал, что недостоин своими ужасными отметками и поведением осквернять стройные ряды… и прочий бред. Председатель совета дружины Лариска понимала, что я глумлюсь и издеваюсь, но формально я все-таки был прав. Так я и не стал комсомольцем – дойной коровой, на взносы которых жирели коммуняки.

После школы я познал секс. Случайно. Страстно. Хорошо. Вышел, обдумал все и вернулся. Познал его еще раз и пошел домой. Это было время обучения на повара. Как сейчас помню…

Учился я радикально. По спецпредметам – только пятерки, по школьным дисциплинам – только двойки! Учителям на их недоуменные вопросы я оскорбительно пояснял, что мне, как повару, совершенно ни к чему их физика, химия, новейшая история, политэкономия и даже программирование на фортране. И даже этика и психология семейной жизни, с примерами на тычинках и пестиках ни к чему! Учителя рыдали по ночам, понимая, что они зря сорок лет копили знания по быстрому счету на палочках, по теоретическому программированию без компьютера в тетрадке в клеточку! А после обучения (иногда и вместо него) я продолжал познавать секс. По вечерам я делился со школьными друзьями подробностями, заставлявшими их уши полыхать, как будто я познавал секс с их ушами. Но мне было все по фигу.

Так же «по фигу» пошла и учеба. Потом армия, потом много еще чего… была пережита перестройка, гласность и демократия. Я отучился на повара, на художника-оформителя, потом работал слесарем-сантехником, потом фриттовщиком, потом еще и еще кем-то… за десять-пятнадцать лет я сменил столько профессий, что у меня кончилась трудовая книжка. И лишь к двадцати восьми годам я начал понимать, что я всё же более лирик, чем физик. И не надо на меня махать тентаклями! То, что я плохо учился в школе, не делает меня дураком! Скорее наоборот! Моя разлюбимая подружка в школе была хулиганкой, и ее учителя плакали бы от счастья, если бы узнали, что она не стала Атаманшей из «Бременских музыкантов», а даже наоборот – учит людей хорошему, доброму и вечному. Дизайну. И меня тоже учила она. А, например, одна золотая медалистка из моей школы стала уборщицей в продуктовом магазине.

О чем бишь я? Да ни о чем.

Соль басни найдите сами, у меня думать голова устала…

Увидел Кронштадт – и… ничего, живой

На день военно-морского флота, не смотря на встречный ветер, дождь, и прочий всемирный потоп понесла нас нелегкая в Кронштадт. Уж больно слово красивое, грех было не увидеть все это чудо расчудесное. Опять же море и остров в нем.

Испытание боем, как и положено в праздник морской славы, началось уже на подступах – на остановке маршруток, идущих в сей морской город-остров. Около сорока минут мы стояли на внезапном солнцепеке и мечтали о мороженном. Маленький Артурчик прилип к своему самокату и вел себя хорошо, хотя вокруг было столько соблазнов: и тебе голуби с клещами, и красивый пластиковый туалет, и мусорный контейнер, и просто пыль и грязь. Но он в данный отрезок жизни жаждал самоката и насиловал его как мог, на радость скучающей толпе. Потом по пути на остров нас ждала специально организованная к нашему приезду пробка. Потом был Кронштадт! Старинные дома времен Петра Первого, пушки времен «того же царя-анпиратора» Петра, квадратный бассейн времен Петра Алексеевича, и маяк. Просто маяк. На маяк я смотреть не пошел, потому что его издалека видно достаточно подробно, во всю его державную высь, ширь и прочую явь. Зато я рассмотрел выставку ржавых пушек и железных бочек, притворяющихся разминированными минами и разбомбированными бомбами. На минах и бомбах катались дети. Противоестественно чистые дети!