Я считаю, что вместо барбекюшницы им нужно построить как минимум крематорий! А друзьям загадочно говорить: «Приезжайте в наш крематорий… ха-ха-ха! Шашлык с меня!»

…в краю, где мороз – понятие скорее эмпирическое, чем относящееся к зиме.

В стародавние времена моей гладкой и упругой юности довелось мне жить в солнечной республике Туркменистан и работать в детском саду художником-оформителем.

Жизнь художника, да еще и оформителя, да еще в Туркменистане, да еще и летом, многотрудна и тяжела. Не сахарок, в общем. Иногда в детский сад заползали гадюки, и мне, как человеку искусства, приходилось брать лопату и идти на отстрел… точнее, на убой гадюки. Потому что, как известно, гадюки лучше всего умирают от прямого попадания лопаты в область шеи. После охоты я шел снимать с деревьев обильный урожай спелых воспитательниц.

Так и проходили мои дни в ратных подвигах.

Однажды от нечего делать я решил украсить фойе офисного сарая нашего садика макетом мечети и за неделю склеил ее из картона и расписал акварелькой. Да так хорошо, что заведующая нашим садом повесила мой светлый лик на доску почета.

За это, чтобы закрепить успех, я выложил прямо на бетонном полу офисной сарайки угол из булыжника, насыпал земли и насадил цветов. а у стенки прибил дохлую виноградную плеть, оклеенную самодельными бумажными листьями. Получилось миленько и почти не похоже на кладбище. За это меня как единственного «русского» в радиусе 50 километров допустили в кабинет заведующей садиком и позволили греться у огня. И даже (завидуйте мне, белки и жучки!) помогать с помощью калькулятора распределять зарплату между работницами дошкольного заведения.

В нашем кисельно-кефирном заведении было всего два мужчины – я и мальчик, играющий на пианино. Он был юн и одержим эротизмом. Как все мальчики в этом возрасте, думал он мало и в основном не головой. Наш мусульманский эротоман в свои 19 лет видел секс во всем – прошла по ступенькам лестницы воспиталка, приподнялся в процессе восхождения подол от земли на сантиметр, и вот он вздыхает: «Оооо! Какие у нее ножки!». А там ножки-то и было – кусок резиновой калошки, а внутри – шерстяной носок… Я тогда подумал, что если бы ему показать нашу школьницу на выпускном, то он бы умер от спермоизлияния в мозг. Страшная смерть в наслаждении.

В декабре, как вы понимаете, наступает новый год. Его в Туркменистане не празднуют, НО. В ДДУ, по-видимому, после распада СССР распалось все, включая и министерство детских садов и яслей. И празднование новогодних утренников некому было отменить. Вот и празднуют в независимом мусульманском Туркменистане советский праздник христианского происхождения.

Дети, как водится, наряженные родителями в костюмы непонятно кого (ну нет у них там ни зайчиков, ни белочек, ни снежинок) с дикими глазами водят хоровод вокруг туи, украшенной обломками советских еще елочных украшений, под аккомпанемент того самого эротоманского пианиста, и дико смотрят по сторонам, видимо, не втупляя вообще, где они, кто и что они здесь делают? И тут на сцену должен выскочить Дед Мороз. А кто у нас Дед Мороз, если мальчиков всего два, и один уже занят? Ясное дело – я. Ваш покорноватый слуга.

Перед концертом мы на кухне активно отмечали, так сказать, новогодний праздник. Пили долго и со всем положенным всевышним (слава ему) усердием. Поэтому к началу мероприятия пьяными были все, даже гадюки! И заведующая, и повариха, и заместительница по культмассовому сектору и собственно музыкант.

Поэтому обряжали меня на выход к детям всем миром. Каждый внес в мой образ от себя все то, что ему подсказывало видение прекрасного. Поэтому я был похож на сон наркомана. Точнее, на то, как бы выглядел Дед Мороз, рисуй его образ, например, абстракционист или конструктивист какой-нибудь. Да еще и пьяный как пальто!