И никакая это не цыганщина. Просто грустная песня о любви… и о смерти. С неуклюжим старомодным текстом. Но от души.

«Ты у меня одна, заветная».

И вовсе это не про любовь. Это же романс бедного музыканта. Неужели не ясно? Любовь рождается и умирает, и приходит снова, и только твоя звезда продолжает тебе светить из далекой неведомой галактики. Подмигивает, и мерцает, и транслирует сигнал, который ты все равно не расшифруешь.

Звезда твоей мечты. Звезда славы. Холодный красный карлик! Сколько поколений певцов молились ему, и скольких он убил, ослепив лазерным лучом, – об этом лучше не думать.

Маша старается не вслушиваться в текст. Иногда это помогает. Иначе она бы расплакалась на первой же репетиции. Как когда-то давно, в Архангельске, когда слушала ночное радио:

Wandering stars, for whom it is reserved —

The blackness of darkness forever?[3]

В финале на передний план выходит Крис. Мало кто может сочинить гитарное соло к русскому романсу, а она может.

Аккордеон следует за ней по пятам, выстраивая гармонический второй голос. Канон звучит неожиданно красиво. Оказывается, наш Серега умеет играть не только по нотам.

Только все это лишнее. Это сильно выбивается за рамки официально одобренного народного творчества.

Что-то такое чувствует и комиссия, потому что начинает волноваться.

Господин Пехтерев идет между рядов и подбирается к самой сцене. Внимательно вглядывается в солистку. Рассматривает гитару. Постное лицо чиновника темнеет на глазах.

Фил оборачивается. Мигом считывает сигнал. Подает знак музыкантам, и те замолкают. Аккордеон напоследок всхлипывает: вот все и кончилось. «Вельтмайстер» будет скучать по «Гибсону».

– Этого ничего не надо, – говорит Пехтерев скрипучим голосом. – Гитара не нужна, и баян тоже.

Серега обижается за «баян». Крис пожимает плечами. Пехтерев продолжает тише:

– И потом, что это у вас за певица? Откуда вы ее взяли? Нет, про голос ничего не скажу, тембр интересный. Но почему в маске?

– Боится простуды, – выкручивается Фил. – Ей надо беречь легкие.

– Выглядит демонстративно. Или она акционистка?

– Она даже и слова-то такого не знает.

– Зато мы знаем.

Филипп Филиппович бледнеет.

– Может, пусть лучше идет отдыхать? – говорит он примирительно. – Программа-то в общем закончена.

– Вот и зря, Филипп Филиппович. Хотелось бы услышать еще что-нибудь… жизнеутверждающее. Например, про Петербург. Вот вы спели «Город, которого нет». Как бы случайно, из сериала про бандитов. Вы-то должны помнить. Хорошо, это мы оставим за скобками. Но там даже место действия не упоминается. Весьма возможно, дело происходит в каком-нибудь… Архангельске…

Маша опять закрывает глаза. Теперь господин Пехтерев не виден. Зато слышен его скрипучий голос:

– Так что же, неужели у вас нет ничего эксклюзивного? Желательно, с узнаваемыми питерскими топонимами? Чтоб у Комитета по культуре не возникло вопросов?

Фил украдкой вытирает пот. Он понимает: все это не просто так. Грант запросто может уплыть к другим, более сговорчивым музыкальным коллективам.

– У нас есть одна песенка про Петербург, – вдруг говорит Крис. – Эксклюзивная. Мы с братом недавно сделали. А Маша спела.

Пехтерев смотрит на нее с недоумением:

– То есть как – сделали? Кто автор?

– Мы авторы. Кристина и Максим Кляйн. И Маша Талашева.

– Не понял. Текст утвержден?

Филипп Филиппович нервно поправляет галстук-бабочку:

– Как художественный руководитель, я читаю их тексты. Они вполне профессиональны. В целом соответствуют требованиям. Я ставлю свою подпись.

– Допустим. Потом не забудьте представить распечатку. А сейчас… так уж и быть, девушки… продемонстрируйте нам с коллегами свое творчество.