Он нам много сообщил интересного про Китай и Японию, которые ему понравились. Про Америку он говорил другое, называл ее страной воров, шантажа, подкупных судей, эксплуатации рабочих и прочего и в заключение добавил, что его здесь, где-то на дороге, сочли за бродягу и сильно поколотили. Я на это ему ответил, что с его заключением об Америке не согласен, потому что, живя в ней целый месяц, я ничего подобного не видел и не слышал, а, наоборот, наблюдая за американской жизнью, я находил в ней более положительных, нежели отрицательных сторон; я здесь не видел пьяных, нищих, ни от кого не слышал предостережений беречь карманы и тому подобное. На эту тему мы с ним долго и горячо спорили и остались каждый при своем мнении.
Уезжая из Америки, я выношу о ней следующее заключение: это страна здорового практического ума и тяжкого т^уда. В ней жители таких больших городов, как Нью-Йорк, Чикаго, Филадельфия и другие, похожи на грешников, кипящих в котле, без всякой надежды когда-нибудь оттуда выскочить. Все их колоссальные предприятия, фабрики, заводы, большие роскошные магазины, 40-этажные дома, воздушные железные дороги и прочее не облегчают и не удешевляют жизни, а, наоборот, делают ее очень дорогой и поэтому многим не под силу тяжелой.
Мне невольно пришло на мысль сравнить здешнюю жизнь с жизнью в России. Нигде нельзя жить так хорошо и недорого, как в России, и особенно в Москве; прелесть последней еще увеличивается тем, что это единственный во всем мире город по своей красоте и патриархальности.
Столичные города Европы и Америки все похожи один на другой; Москва похожа только сама на себя.
15 октября в 10 часов утра я уехал из Нью-Йорка на французском пароходе La Provence («Прованс») в Гавр. За билет 2-го класса заплатил 124 рубля. На пристани меня провожали священники отцы Букетов, Александров, Корчинский и инженер Константинов. Проводы были очень сердечные.
После великолепной «Мавритании» двухтрубный пароход «Прованс» казался маленьким и грязным, но зато стол на нем был безукоризненно хорош.
Наше маленькое общество «второклассников» состояло из французов и итальянцев, англичан было мало.
18 октября в яме, то есть посредине океана, нас встретила мертвая зыбь, от которой пострадало много пассажиров и почти все пассажирки; я все время чувствовал себя прекрасно.
В три часа дня спустился густой туман, «Прованс» убавил ход, и на нем ежеминутно печально гудела сирена. К вечеру разыгралась большая качка, пошел дождь. Пассажиры в унылом настроении сидели в салоне, сел и я там на диван. Кто-то из пассажиров играл на пианино бравурный марш. В салон вошла молодая красивая дама; в этот момент пароход сделал большой крен – и она полетела прямо на меня. Я ее схватил и усадил рядом с собой на диван. Разумеется – общий хохот. Случай этот развеселил всех находившихся в салоне. Не прошло и двух минут, как вдруг новый крен – ну моей соседки на коленях оказался плешивый испанец!.. Я быстро схватил испанца и водворил его на место (он свалился со стула с противоположной стороны салона). Эта сцена заставила публику хохотать до слез!.. Благодарна была мне и соседка…
20 октября на «Провансе» был интересный «diner d’adieu» («прощальный ужин»), который прошел особенно весело. В конце обеда французы поднесли всем пассажирам сувениры: дамам – булавки, а кавалерам – цепочки с брелоками и в заключение всем дали конфеты с бумажными колпаками. Последние тотчас же очутились на головах у присутствующих: дамы надевали колпаки кавалерам, а кавалеры – дамам. Это привело всех в особо веселое настроение, все хохотали и резвились как дети!..