Он тут же вскочил с кровати и побежал в гостиную к железной дороге.

Татьяна Дмитриевна, как была – в пеньюаре, – последовала за ним.

Они уселись на теплый ковер и любовались новой игрушкой.

Мать приобняла сына и положила его голову себе на грудь:

– Я знаю, что ты мучаешься, это мучает и меня, поверь. Ты молчишь и ничего не спрашиваешь. И я не знаю, как заговорить с тобой о том случае.

Алексей замер. Татьяна Дмитриевна вздохнула и еще крепче прижала к себе сына:

– Я хочу попросить у тебя прощения. Прощения за то, что так сильно любила твоего отца, что наплевала на все приличия и нравственность. Я была молода, очарована им и забыла обо всем на свете. О его положении, о своей добропорядочности. Господи, как тяжело говорить. Он никогда не мог притворяться. Он был нежен ко мне и добр, но не любил меня. Уже тогда он с ума сходил по своей нынешней супруге. Я это знала и позволила ему любить себя, так как безумно этого хотела. Он не знал о том, что у нашей любви было продолжение. Он не знал о тебе. Я сама порвала нашу связь и упала в ноги Константину, который тогда сватался ко мне. Костя не знал, чей ты сын, но догадывался. Не сердись на покойного, он воспитывал тебя, как мог. Порой суровостью, порой безразличием. Его можно понять, ему было горько от сознания того, что я не полюблю его так, как любила твоего отца. Я очень хотела тебя, но также хотела, чтобы у тебя было имя, чтобы никто не смел тыкать пальцем и обижать тебя… Поэтому я согласилась на брак с Костей.

Татьяна Дмитриевна приподняла лицо Алексея за подбородок и поцеловала заплаканные глаза сына:

– Это наша с тобой тайна, только наша. Понимаешь? Правда может навредить ему и, самое главное, тебе. Служи России, служи царю. Помни о чести, долге и достоинстве. Не важно, кто ты по имени, важно, кто ты внутри…

– Все погружено, Ваше высокоблагородие. Можем продолжать путь, – подпоручик передал Алексею список погруженных в грузовые машины ящиков с продовольствием и отдал честь.

– Все проверил, ничего в пути не потеряли?

– Так точно, все по списку.

Алексей забрался в кабину автомобиля и кивнул водителю:

– Трогай.

Моторы загудели, и караван, состоящий из девятнадцати тяжелых машин, двинулся в путь.

Сербия встретила их скелетами обгорелых домов, заунывным ветром с Дуная и размытыми дорогами.

– Германия славится аккуратностью, Япония – пунктуальностью, Россия – водкой и медведями, а Сербия – грязью, – ворчал водитель, пытаясь вытолкнуть забуксовавшие в дорожной грязи колеса. Утирая пот с лица, он подгонял Алексея, толкавшего застрявшую машину.

Час по разбитой дороге, и многих уже начало выворачивать наизнанку. То и дело останавливались грузовики, замедляя движение колонны. Водители выпрыгивали из кабин и скорчивались над оврагами.

Алексей приоткрыл окно и закурил, осматривая окрестности. Он уже пару раз бывал в Сербии, и всегда его восхищала красота здешних гор. От чистоты воздуха сжимались легкие, а очарование сербок заставляло быстрее биться сердце.

Война стерла с лица земли некогда великую и независимую страну. Оставив лишь обломки домов, трупы на дорогах, ямы от бомб и пустынные деревни. Алексей видел, как эвакуировались жители городов, защитники крепостей, но никогда ранее он не сталкивался с тем, как эвакуировалась страна.

Покинув свои дома и прихватив самое нужное, миллионы жителей ушли в горы Черногории. Босые женщины тащили на своих спинах детей, и уже не важно было, свой это ребенок или сирота. Привязав к поясу веревки, тянули уцелевшее орудие. Остатки армии, истощенные голодом, тифом и долгой ходьбой, падали в овраги или посреди дороги. Те, кто еще находил в себе силы, подбирали раненых и продолжали путь под палящим солнцем. Тысячи сербов нашли свою смерть именно на этой тропе. Над ней кружили горластые вороны. Они выклевывали глаза и возмущенно каркали, когда выбранная ими жертва вдруг начинала шевелиться и, вставая на четвереньки, продолжала путь.