Вдруг вдалеке, помимо бесконечного песка, я увидел силуэт человека, лежащего без движения. Тогда я решил попробовать идти быстрее, чтобы помочь бедолаге, если получится. Я шёл и шёл, и, казалось, расстояние не уменьшалось, пока наконец я четче не увидел его очертания. «Кажется, Давид», – не поверил я своим глазам.

Прошагав ещё несколько десятков метров, я действительно узнал Давида. Сначала меня охватила огромная радость, но почти через секунду я понял, что он очень долго находится в таком положении, пролежав так всё то время, что я шёл.

– Давид! Ты жив? – сразу закричал я, свалившись в горячий песок из-за спешки, – Давид!

Но он даже не вздрогнул. Тогда я постарался бежать и, спотыкаясь и иногда падая, сумел-таки до него добраться. Парень лежал без сознания. Я постарался растормошить его и, немного похлопав по щекам, увидел, как его глаза приоткрываются.

– Живой! – выпалил я, – живее всех живых!

Только открыв глаза, Давид ошарашенно посмотрел на место, где оказался, и сразу же подскочил на ноги. В состоянии шока он принялся непрерывно осматриваться по сторонам и что-то стряхивать со своей одежды.

– Да что вам от меня надо? – злобно крикнул он, наконец перестав оглядываться, но вместо этого начал отмахиваться, как будто от мошкары, которой рядом не было.

– Что с тобой, Давид? – спросил я, положив руку ему на плечо, чтобы хоть как-то успокоить.

Но он взглянул на меня так, словно я монстр, коснувшийся его, и тут же отошёл в сторону. Затем, немного призадумавшись, присмотрелся ко мне и спросил, продолжая от чего-то отмахиваться:

– Это ты, друг?

– Да! Это моё тело! Я тут живой!

– Тут – это где? – потерев ладонями лицо, чтобы прийти в себя, спросил он.

– Я не знаю. Сначала подумал – ад. Потом увидел тебя и понял, что это что-то другое. Ведь тебя не за что в ад определять. Да?

– Надеюсь, не за что. Идём, здесь очень жарко. Кажется, я догадываюсь, что произошло.

Давид тоже снял верхнюю одежду, и мы побрели по раскаленной от солнца пустыне в поисках тени или любого укрытия.

– Странно, я совсем не устал. Откуда силы в такую жару и почему пить совсем не хочется? – спросил я наконец, – у тебя также?

– Да, также. Только противно – тело горит, но силы есть.

– Ты сказал, что догадываешься, что это за место, – аккуратно спросил я, помня, что пообещал не задавать много вопросов.

– Да, – ответил он, снова отмахиваясь от чего-то мне невидимого, – догадываюсь. Помнишь стеклянный лабиринт во дворе?

– Конечно. Правда, я так и не понял, для чего он.

– Я тоже не понимал, но собрал эту конструкцию, потому что видел её во снах. Постоянно. Конечно, во снах форма была немного иной, я просто не смог её нормально воспроизвести. Собрал из подручных материалов, и, как только я увидел образ вживую, мне стали приходить сны, раскрывающие значение элементов на стеклянной модели. Каждая стекляшка являлась параллельной реальностью. Их много, потому что все уходят в разные миры после смерти. В зависимости от того, как прожили жизнь. Вот твоя параллель – это нахождение в одной точке, поэтому ты и не видишь других мёртвых.

– Почему у меня такая параллель? – удивился я.

– Не знаю, почему именно такая, но предполагаю, что твоя смерть была неправильной и ты не отправился дальше по спирали.

– И ты больше ничего не знаешь про меня?

– Нет, больше ничего.

– А ты видишь мёртвых постоянно?

– Я вижу. Не знаю как, но вижу. У меня как будто есть доступ к информационному полю. Старуха говорила про дополнительный рецептор в головном мозге, но я не придал этому значения. Хотя именно после её странного ритуала я стал видеть больше снов.