– Сейчас пройдёт! Потерпи! Потерпи немножечко, ещё совсем чуть-чуть…

Фельдшер обняла подростка. Через короткий промежуток времени её, так же как и меня, отпустило. Через два камня стало плохо Александру Юрьевичу. Это было страшнее всего, потому что у майора было слабое сердце. Аглая что-то принялась шептать себе под нос.

– Что ты шепчешь? – спросила её Илюшина, в то время как Лиханов с Павловым поддерживали нашего лидера.

– Слова молитвы… – смутилась та.

– Тогда, пожалуйста, громче и заново, – попросила фельдшер. – Мне кажется, от этого становится легче.

– Хорошо, – согласилась девочка и начала заново: – Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…

От молитвы действительно стало как-то немножечко легче: невидимый чёрный пресс, который сдавливал всех нас, немного отступил.

– Всё, – сказал Воронин. – Отпустило.

– Выпейте! – протянула Аня ему таблетки.

– Быстрее! – зашипел бродяга, – нельзя останавливаться!

– Может быть, зажжём факел? – спросила Илюшина.

– Какой к лешему факел?! – рассердился проводник. – Вперёд!

Сопровождаемые молитвами девочки, без остановок мы добрались до пола. Какое нам для этого пришлось преодолеть пространство, страшно даже вспоминать. Внизу было что-то вроде мостовой или даже набережной, выложенной из камня. Немного впереди она превращалась в готический каменный мост, пересекавший лавовую реку. По сторонам я приметил несколько человеческих костей и черепов, валяющихся в беспорядке, – естественно, акцентировать внимание на собственных наблюдениях не хотелось.

– За мной! – скомандовал окурок и, подхватив свои вещи, ринулся через мост.

На нём было страшнее всего. Аня лишилась чувств, и мне пришлось волочить и её транс тоже, в то время как Андрей с Алексеем несли её за руки и ноги.

– Господь просвещение моё и Спаситель мой, кого убоюся? Господь Защититель живота моего, от кого устрашуся? – с каждым новым словом слабеющим голосом произносила слова молитвы мужественная Аглая.

На другой стороне, в противоположной стене расщелины, были широкие ворота, кованные из железа. Мы забежали в них, после чего бродяга прикрыл их насколько плотно, насколько это было возможно, отгородившись от пространства, которое мы только что преодолели.

– Уф! – сказал он, садясь прямо на пол, опираясь спиной на свой рюкзак. – Самое страшное позади.

Аня медленно приходила в себя, с удивлением глядя на наши лица и на Аглаю, которая, смочив водой свой носовой платок, продолжала вытирать им её лицо. Девочка прекратила чётко и плавно произносить молитвы только перед этим своим занятием. Почему-то, наблюдая за ней, мне пришло на ум то, что все мы без исключения превратились в одну крепко сбитую команду, каждому члену которой по силам внести свою лепту для достижения общей цели.

– Спасибо, – сказала ей фельдшер.

– С возвращением! – ответила девочка.

– Что это за место, Иван? – спросил Воронин.

Он только что закончил аускультацию, и теперь прятал фонендоскоп в свой карман.

– Теперь мой гонорар не кажется вам слишком высоким? Не знаю. Но оно очень плохое. И мы прошли его без потерь. Кстати, теперь самое время зажечь факел.

– Возвращаться обратно мы будем этим же путём? – спросила окрепшая Илюшина.

– Нет, – ответил проводник. – Обратная дорога будет уж точно веселее.

– Не надо веселее, – попросил Андрей. – Достаточно просто другую.

– Где мы? – начал озираться по сторонам Павлов.

Он только что зажёг факел, и пространство перед нами немного раздвинулось. Место действительно было диковинным.

– Это снова лабиринт-ловушка? – спросил Лихман.

– А не слишком ли много вопросов за последние десять минут? – насупился наш дед. – Это не ловушка. Но заблудиться здесь можно в два счёта. А что творится на нижних уровнях этого лабиринта, известно только Господу Богу.