Без изысков.

Серый хлеб. Колбаса. Сыр.

Это так просто и так вкусно выглядит, что у Полины рот наполняется слюной…

Она тут же тянется за крайним, улавливает движение воздуха и смотрит вверх. Гаврила следит с улыбкой…

– Что?

Хмурится, когда Полина рука замирает, так и не взяв бутерброд.

– Ничего. Ешь. Волновался просто. Ты же… К другому привыкла…

Ответ Гаврилы, без сомнений, честный. И он делает Полине больно.

Гаврила отворачивается, возвращается к другому столу – на котором готовил. Убирает. В холодильник складывает. Доску моет. Собирает крошки…

А Поля просто следит…

Она ничего не знает о человеке, который её так быстро и так категорично выбрал.

Она его словами с грязью мешала. Незаслуженно совсем.

Уборка – вроде как не дело мужчин, а Полине от вида его движений по-особенному волнительно.

Её отец, наверное, в жизни маме бутерброды не готовил. Марьян понятия не имеет, каким ножом режут хлеб. А Гаврила... Ему не сложно. Еду ей приготовить – его не унизит. Как и по городу возить водилой…

Она соскакивает с табурета, делает шаг…

Почти сразу же утыкается лицом в мужскую спину…

Гаврила тормозит, поворачивает голову…

Они молча дышат, когда Полина проезжается пальцами по ткани на его боках… Он горячий даже через неё…

Оглаживает лопатки, плечи, едет по рукам…

Вроде бы его трогает, а сама возбуждается – соски твердеют.

Гаврила оборачивается, снова смотрит внимательно… Напряженно даже…

Медленно тянется к выключателю…

Она может напомнить, что у них договоренность – без глупостей, но не делает этого. Первая же начала.

Вместе со щелчком комната погружается в полумрак (осталась включенной подсветка рабочей поверхности).

– То есть не вкусно всё же? – Гаврила спрашивает, наклоняясь к Полине. Она подается навстречу.

– Пусть остынет немного…

Шепчет прямо в губы… Приоткрывает свои…

Ей мало короткого чмока в коридоре. Она не затем согласилась. Не затем маме соврала.

Она снова движется пальцами по его рукам, поднимается на носочки, стискивает плечи сначала, а потом скользит по шее и мнет волосы, когда он обнимает за талию и накрывает её губы своими.

Пробует сначала. Разбирается, как она разрешит… А осознав – что всё разрешит, тут же пользуется.

Ныряет в нее языком, съезжает руками вниз…

Сжимает ягодицы, как делал тот – другой… И Полину снова захлестывает. Только не страхом или отвращением, а желанием…

Она постанывает даже, пытаясь жарче отдаться. Губы горят. Грудь трется о его грудь. Внизу живота жарко…

– Полюшка…

И ему тоже – Поля чувствует, но он первым отрывается. Голову чуть назад отводит, смотрит на нее… Гладит по влажным волосам ото лба и вниз.

– Ещё скажи…

Она просит, о чем никогда не попросила бы… Гаврила улыбается…

Тянется к лицу, отводит прилипшую влажную прядь… К губам приближается…

– Значит, нравится тебе?

Дожидается кивка, улыбается...

– Полюшка моя…

Говорит нежно, чтобы через секунду снова поцеловать. Нырнуть ладонями под собственную футболку…

На ней нет белья – не специально для этого сняла, намочила просто по-глупому, но он вряд ли о чем-то не том подумает или в чем-то не том обвинит. Её Душевный – очень Понимающий.

Если вообще подумает хотя бы о чем-то, потому что выглядит так, будто ему ничто неважно. Он гладит.

Ягодицы, спину. Целует, не отрываясь. Давит головой, заставляя прогибаться… Толкается языком с каждым разом всё настойчивее.

Что с собой делает – Полина не знает. А в ней разжигает пожар, который в жизни не загорался.

О чем не попросит – она всё даст. И ни о чем в моменте не пожалеет. А завтра…

Если оно будет… То будет оно завтра.

Поля снова хнычет, вжимаясь животом в его очевидное возбуждение. Спускает руки, царапает кожу на боках, поддевая футболку…