Захлопнув ноутбук, я плотно прижимаю руки к слезящимся глазам, вспоминая то, что кричал отец.

«ТЫ НЕБЛАГОДАРНАЯ ИЗБАЛОВАННАЯ ДЕВЧОНКА, ХАННА УЭНДЕЛ! НУЖНО БЫЛО НЕ НАСТАИВАТЬ В СУДЕ НА ТВОЕМ ОБЕСПЕЧЕНИИ И ОТДАТЬ ТЕБЯ МАТЕРИ! Я… Я НЕ УЗНАЮ СВОЮ ДОЧЬ! МОЙ ОТЕЦ БЫЛ СО МНОЙ ЖЕСТОК, НО Я НИКОГДА НА СВЕТЕ НЕ ПОСТУПИЛ БЫ ТАК С НИМ!»

Да, у меня есть проблемы, ясно? Я тот самый ребенок, которому пришлось пережить развод родителей в самом проблемном возрасте. И нет… Я не оправдываю свое поведение. Я согласна с отцом. Я настоящая дрянь.

Мерзкая, взбалмошная девчонка, которой позволяли все. Та, которой все спускали с рук. И та, черт меня дери, которая никогда не говорила за это обыкновенное «Спасибо».

Швыряю подушкой в стену и поднимаюсь с кровати, направляясь к двери.

Мне срочно нужно извиниться перед ним! Он не заслуживает такой отвратительной дочери как я.

Быстро прохожу через холл и сбегаю вниз по лестнице, спеша в гостиную.

Когда мой отец зол, он сидит на своем любимом кожаном диване и читает детективы Никласа Натт-о-Дага8.

– Я хочу извиниться! – девчачьим писком вырывается из моего рта, и я крепко прижимаюсь к отцу со спины, сдавливая его в объятиях. – Я отвратительная дочь. Исчадие ада. Хренов Гринч! Я вела себя, как настоящая идиотка последние два года, но мне ужасно стыдно. Прости меня…

– Ханна… – делает паузу он, тяжело выдыхая. – Я терпел все твои выходки. Прогулы занятий, ночные побеги, драки с копами в полицейских участках. Я даже смирился с тем, что ты ездишь на гребаном байке, рев которого заставляет меня обновлять ленту соцсети дважды в час. Но это…

Отстранившись, я вытираю слезу со щеки и обхожу диван.

– Я хочу измениться! Я согласна на любые твои условия, лишь бы ты простил меня. Мне ужасно стыдно от мысли, что я причиняю тебе боль…

Меня всю трясет, крупная дрожь охватывает тело. Еще немного, и я рухну на пол и буду биться кулачками, как маленький ребенок, выпрашивающий дорогую игрушку.

– На любые условия?

Я поднимаю заплаканные глаза и присматриваюсь к его взгляду.

Сказать честно, мне становится немного не по себе. Но я действительно хочу, чтобы отец простил меня.

За все эти годы я не думала о нем, я была ужасной дочерью, которая переживала лишь за свой зад.

– Да. Все, что скажешь, – еле заметно киваю, собирая руки вместе у груди.

Ну что он может сделать мне? Не посадит же на домашний арест до конца моих дней. Он же, в конце концов, мой отец.

– С завтрашнего дня твой подъем в полдень, переносится на восемь утра, а отбой на десять вечера.

Мои брови собираются, как по взмаху волшебной палочки. Слезы останавливаются, а в голове упорно начинают стучать шестеренки.

Это значит…

– Судя по твоему взгляду, ты поняла, к чему я веду. Но боюсь тебя расстроить. Все гораздо хуже, чем ты себе можешь представить, Ханна, – он поднимается с дивана, откладывая книгу, и направляется в сторону кухни. Я неуверенно следую за ним.

– Ты будешь присутствовать на всех домашних и выездных играх моей хоккейной команды и… – отец делает паузу, натягивая улыбку, – тренировках.

Вынимая чистый стакан из посудомоечной машины, он набирает воду из фильтра и протягивает его мне.

– Но… – мой голос похож на молебный стон, а рука, в которой я держу стакан, трясется с такой силой, что вода выходит за края.

– И да, теперь ты лишена карманных денег, – отец вытягивает из кухонной тумбы аптечку.

– Денег? А как же запчасти, моторное масло, завтраки в Макдоналдс с Мэйбелин и, черт дери, кофе в Старбакс?

– Ты назначаешься моей помощницей, Ханна, я буду платить тебе за это, – он выдавливает из блистера таблетку на мою ладонь, и я моментально заглатываю ее, чтобы не сорваться и не выругаться, как в самых неблагоприятных районах Мексики.