Это привело к своеобразному сочетанию политики популистских настроений, разумного вмешательства и расчетливых убийств. Обычные объяснения подъема национал-социалистического движения, ссылающиеся на германский бюрократизм или прусский верноподданнический дух, вводят в заблуждение, так как национал-социализм в большей степени, чем республика, и в явном противоречии с представлением гитлеровского государства о самом себе ограничил принятие решений по вертикали управления в пользу более современного – по горизонтали. Он стимулировал инициативу в существующих и особенно во вновь созданных учреждениях. Он ослабил жесткость традиционных иерархий. Там, где раньше на первом месте стояла служба по указке, проснулась радость от своего труда, нередко – в соединении с видящим будущие перспективы коллективным мышлением.

Так, летом 1935 года министр финансов Шверин фон Крозиг начал среди своих чиновников сбор идей с целью налогового ограбления германских евреев. Согласно озвученной в устной форме общей инструкции сотрудники выделили «рекомендуемые», «возможные, но нерекомендуемые» и «ни в коем случае не рекомендуемые» меры. Они предложили тихо убрать десятки льгот, которые приносили пользу евреям. Что касается все еще действующих законов, они считали, что в случае с евреями «обращение contra legem[34] возможно уже сегодня»[35].

В апреле 1938 года министр финансов снова организовал антисемитские мероприятия, передав собранные предложения сотрудников своему коллеге, министру внутренних дел. Двое чиновников из налоговой службы предложили обсудить вопрос, следует ли отменить налоговые вычеты по налогу на имущество для всех евреев или оставить их только для имеющих несовершеннолетних детей. Кроме того, они также обратили внимание на то, должны ли собаки-поводыри ослепших во время войны евреев по-прежнему освобождаться от муниципального налога на собак. Еще один сотрудник даже представил готовый к подписанию проект закона, который предусматривал особую надбавку для евреев по подоходному и имущественному налогу со следующим нюансом: размер надбавки должен быть «гибким, чтобы в случае наличия причины (вредящего народу поведения отдельных евреев) его можно было увеличить»[36]. Привычные «автоматические немецкое повиновение и безынициативность», как правило, выглядят по-другому.

То, как окружение Гитлера характеризовало представителей старой элиты, действовавшей конструктивно в интересах режима, подробно изложено в дневнике Геббельса на примере министра финансов Шверина фон Крозига: хотя тот «слегка возражал» перед началом каждого нового обострения ситуации, но затем неоднократно доказывал свою надежность. По своему характеру он был «одним из чиновников, которых мы можем должным образом использовать в нашем государстве»[37]. В 1937 году Гитлер наградил графа золотым почетным значком НСДАП. С тех пор к фон Крозигу стали обращаться как «к дорогому товарищу по партии», и он тоже был вынужден отвечать подобным приветствием. В 1939 году почетный нацист дворянского происхождения взял 450 тыс. рейхсмарок из государственного бюджета на министерскую квартиру, подобающую его положению[38].

Первоначально беспартийный чиновник-карьерист граф Людвиг Шверин фон Крозиг (1887–1977) происходил из прусской помещичьей знати, графский титул он получил в результате усыновления. Он родился в герцогстве Анхальт, с 1905 по 1907 год учился в Лозанне и Оксфорде и закончил обучение в области государствоведения сдачей государственного экзамена по праву в университете Галле. Первую мировую войну он завершил в звании подполковника, имея несколько высоких наград. В 1919 году он попал в только что созданное министерство финансов, где спустя десять лет стал руководителем отдела по бюджету. В 1932 году рейхсканцлер фон Папен назначил его министром финансов Германии. Рейхсканцлер Шлей-хер, а вскоре после этого и Гитлер сохранили его в своем кабинете министров как отличного специалиста. Шверин фон Крозиг (до последних часов сохранявший верность приближенному кругу нацистского руководства) еще 2 мая 1945 года был назначен преемником Гитлера Дёницем главой нового правительства. Приговоренный к десяти годам лишения свободы по «Процессу Вильгельмштрассе», дело XI, он находился в заключении до 1951 года